Юрий Симоненко - Год 2077-й

— Лети… — повторял он.

Шкет с косами наклонился к раненому, всматриваясь в бледное лицо и посиневшие губы, продолжавшие что-то еле слышно бормотать. Шава не обратил на шкета внимания.

— Лети, милая! — собравшись с силами, отчетливо, хоть и тихо, произнес он.

И птица, словно вняв просьбе человека, коротко прощебетала и вспорхнула с ветки. Шава улыбнулся, глядя ей вслед. Из последних сил он приподнял руку с гранатой и разжал пальцы.

Железный не пошел в глубь леса, а взял направление на запад и метров через 400 вышел к дороге, что вела к Исаевскому хутору. Он не собирался бежать. Но тот, кто стрелял в его товарища, должен думать именно так. Ведь он в меньшинстве, он должен бежать. «Пусть думают» , — твердо сказал себе Железный, раскладывая свой АКС и снимая с предохранителя. «Посмотрим, кто кого…»

Достав нож, он взрезал у дороги кусок дерна с трех сторон, аккуратно приподнял и засунул под него завернутую в полиэтилен тетрадь. Потом приладил дерн на место и, стараясь не следить, обошел место, выйдя на дорогу чуть ближе к Т-образному перекрестку, откуда стреляли. Вряд ли стрелок сейчас там. В этот момент взорвалась граната и послышались крики и вопли, — орали по меньшей мере двое.

— Ну вот и все, Шава, — тихо произнес Железный. — Вот и все… — и сквозь зубы добавил: — Держитесь, падлы!

Винтовку друга Железный закинул за спину, а подсумок с патронами к ней, калибра 7,62, приторочил слева к портупее. Трехлинейка Мосина, бьющая «семерками» — хорошее и точное оружие снайпера. Но Железный не собирался снайперствовать. Его АКС, доставшийся ему от отца, был сейчас куда сподручнее и более подходил для задуманного. Имеющегося боекомплекта — восемь полных магазинов новеньких 5,45, свежих, двенадцать дней как из цинка — более, чем достаточно. Поправив разгрузку и подтянув на груди ремень «Мосинки», чтобы не болталась, Железный зашагал к перекрестку, быстро перейдя на легкий бег.

Бо́льшая часть осколков досталась Ваське. Малолетнего педераста буквально нашпиговало железом. Некоторое количество крупных осколков засели в ногах, паху и животе Мыколы, и теперь любвеобильный «семьянин» и «крепкий хозяин» корчился в пяти метрах от обезображенного взрывом тела Шавы. Петька, оказавшийся в момент взрыва за спиной родителя, пострадал не сколько физически, сколько душевно: вид искореженного, изломанного, изорванного, уже мертвого полюбовника, которого еще каких-то пару часов назад Петька вовсю драл на солнечной поляне, сильно травмировал Петьку. Петька упал на колени перед кучкой окровавленного мяса и выл по-собачьи.

— Эй, Петька! — превозмогая боль, прорычал Мыкола. — А ну хватит выть, сучонок! Давай, мне помоги! Хе́ра развылся?! Найдем тебе нового друга. Вот только мне сначала отлежаться чутка придется.

Петька не реагировал, продолжая выть над убиенным.

— Эй, бля! Я с кем разговариваю?! — Мыкола загреб пальцами жменю земли с мелкой травой и корешками и швырнул в сына. Тогда Петька резко обернулся и навел на отца «Сайгу»:

— Это ты его к сталкеру этому послал! — давая петуха, зло выкрикнул он. — Ты!

— Ах ты, сучонок! — взревел Мыкола и зашарил рукой рядом.

СВД лежала в метре от места, где враскорячку полулежал-полусидел Мыкола.

— Грабли к стволу не тяни, бать, — угрожающим тоном сказал Петька.

— Да ты совсем охуел, сынок! — рявкнул Мыкола, но к СВД тянуться перестал. — Ты чего творишь?! Ты что, за пидоркá своего отца родного пристрелишь? А как вы с матерью и сестрами без меня жить будете?

— Нормально жить будем, — ответил осмелевший пацан. На жирном безбородом лице его заиграла улыбка, злая и дебильная. — Я твое место займу и все у нас будет заебись! Буду ебать Машку с Танькой, а мамка будет нам борщи варить. А ты, батя, пошел ты на хуй!

Петька быстро прицелился в лицо отца и выстрелил.

Заряд дроби снес Мыколе верхушку черепа, и тот упал навзничь, вывалив часть мозгов на землю, у самых корней молодого ореха.

— Вот так! Теперь я главный! — выкрикнул мертвому Мыколе Петька, сорвавшись на слове «я» на фальцет. — Я главный! — повторил он еще раз твердо и, опустив ствол, отвернулся к телу Васьки. И это он сделал зря.

— Да ты настоящий выродок, пацан, — произнес за Петькиной спиной незнакомый басовитый голос.

Петька вздрогнул, ощутив слабость в коленях.

— Оружие бросил! Живо! — рыкнул выродку Железный.

Петька подчинился и отбросил «Сайгу» в сторону, где лежало тело самоподорвавшегося чужака, «рыскáтеля», как говорил теперь мертвый отец. В том, что второй, сбежавший «рыскáтель» сейчас стоит сзади, Петька нисколько не сомневался.