Дмитрий Северов - Метро 2039. Приключения сумасшедшего

— Не надо!

Санчес влетел в квадратное, залитое светом, пространство шлюза, со всего маху впечатался во вторую закрытую заслонку ворот.

— Я скажу, скажу, — затараторили покусанные президентские губы. — Лонг Бич, Лонг Бич, Калифорния. Там их штаб-квартира.

Поднятая створка так же неспешно поползла вниз, отделяя нас от Миши и Александра.

— Удачи, — пожелали они в унисон.

Я улыбнулся. Удача нам не помешает.

Вашингтон — четвёртый Рим, которого не должно было быть. Я глядел сквозь стёкла противогаза на руины некогда величественной столицы, обращённой в пепел. Как несправедлива судьба, хотя с другой стороны в жизни всё относительно, а справедливость всего лишь условность. Всё зависит от точки зрения. Развалины Белого Дома за спиной словно кричат: за что, зачем, почему? Зачем? Зачем наши ракеты сравняли с землёй далёкую Москву? Зачем обратили в руины заморский Питербург и сотни других городов на восток до Тихого океана? Точка зрения, мать её. Долбаное американское бахвальство сыграло с нами злую шутку. Мы рождены смеяться последними. Помню, помню эту дурацкую фразу оброненную Санчесом на теледебатах когда он шёл на второй срок. Идиот, по-другому не скажешь. Вечно так не могло продолжаться. Это как в драке, двинул противнику, жди ответа. Бить не получая сдачи, стало хорошей американской традицией. Ирак, Сербия, Ливия, Афганистан. Тюкать заморыша легко, не ответит. Но когда противник амбал, пусть сильно помятый и не твёрдо стоящий на ногах, жди удара дубиной, в нашем случае «Булавой».

Я прижался спиной к полуразвалившейся стене, отрешённо наблюдая картину запустения. Уму непостижимо. Когда-то у ограды Белого Дома слонялись толпы туристов и многочисленные демонстранты с нелепыми транспарантами в руках.

Прочь руки от Вьетнама, Кубы, Никарагуа, ещё много чего. Свободу: Саддаму, Мондейле, Стросс Кану. Только плевать хотели на этот антураж обитатели неказистого строения в центре американской столицы. Видимость демократии. Ещё одна химера, которую десяток лет назад прихлопнули вместе с Америкой русские ракеты. Теперь куда не глянь: серые развалины, оплавленный асфальт, да покорёженные вереницы автомобилей с обугленными скелетами внутри. Я будто оказался зрителем жуткого голливудского фильма, которыми постоянно потчевали публику алчные продюсеры Фабрики грёз. Только вместо попкорна и колы, под ногами битый кирпич, да мутные лужи противной жижи в трещинах прорезающих асфальт.

Ну, что, док, как вам? — сдавленный маской противогаза голос, казался потусторонним. Семён выдернул, словно мешок с дерьмом, трепыхающегося Санчеса из пустого оконного проёма, швырнул политика в грязную лужу.

— По мне, всё одно! — раздался смех под маской. — Вашингтон, Москва — похожи как две капли. Те же руины, скрюченные обожжённые деревья, да выжившие вокруг твари.

Мы как по команде глянули на копошащегося в грязи президента, пытающегося выползти на сухое. Получалось у него с трудом, ноги разъезжались на склизких берегах лужицы, пальцам не за что зацепиться. Санчес пыхтел по-стариковски, стонал, но смотреть в нашу сторону опасался. Меня так и подмывало подать ему руку, помочь выбраться, но какое-то внутреннее коварство словно пришпилило к земле мои сапоги.

— Жаль его, — я едва не поперхнулся собственными словами. Боже, что я несу. Это он виноват. Развалины, смерть, запустение. Из-за него погибла Клара, из-за него.

Рухнул в тартар мой коттедж, приказал долго жить.

Я невольно повернулся к Семёну, стоящему у облупленной стены Белого дома.

Хотя нет. Коттедж — это русские. Это их «Крот» проделал дырку в земле, куда и ухнул мой подвал. Рука в перчатке потянулась к голове, намереваясь почесать затылок. Да и чёрт с ним. Подвальчик мне всё равно не нравился. В дождь безбожно лилось, так что порой приходилось убирать пожитки с пола. Рухнул, туда ему и дорога.

Пальцы в резине безрезультатно поскребли облачённую в противогаз голову, потёрли стёкла, смахивая осевшую пыль.

— Переведите, док! — Семён отделился от шаткой стены Белого дома, навис над барахтающимся в противной жиже, Санчесом.

— Ну, что боров?

Я как можно точнее передал настрой русского громилы, ляпнув от себя ещё пару колкостей. Семён довольно удачно подметил насчёт борова. Толстяк перепачкался с головы до ног, и я бы не колеблясь, поставил всё что имел, если от него не прёт соответственно. Благо противогазы у нас не какая-то дрянь вроде старья кларенного папы, вонь не пропустит. Будь у нас с женой такие, не представилась бы моя ненаглядная.