Роберт Блох - Кушетка

Чарльз услышал собственный голос, где-то очень далеко:

— Да! Он — тот самый! Он всегда был...

Был далеко?.. Нет... сейчас, здесь — отец стоит в дверях, глядя на него. Канун Дня Всех Святых... На Чарльзе — военная форма, а на Руфи — ведьмин плащ. Под плащом — черное платье, и одна бретелька соскользнула, и Чарльз хотел поправить ее, вот и все, он лишь коснулся бретельки и погладил волосы сестры...

А старик кричал, надвигался, стиснув громадные кулаки. Мощный голос гремел...

Чарльз заорал, перекрикивая этот голос:

— Он не знал, что мы собирались на маскарад, это была наша тайна... Он разозлился, как дикарь...

Кричит и срывает плащ с плеч Руфи. Бросает его на пол. Чарльз отступает и упирается спиною в стол. Что-то давит сзади. Это пояс от костюма, он не успел его надеть. А на поясе — ножны, а в ножнах — короткий меч, похожий на кинжал...

Кортик. Вот что это было. Кортик.

Рука вслепую нащупывает оружие. А чтобы отец не заметил, Чарльз продолжает говорить:

— Потом он стал по-всякому обзывать Руфи, говорил ужасные вещи. Я не мог этого вынести, я не мог этого вынести...

Боже, теперь он бьет ее по лицу! Бьет Руфи! Он не должен делать этого...

Чарльз схватился за рукоятку кортика, вытянул его из ножен. Лезвие было длинным и тонким. Он поднял руку и шагнул вперед.

А потом отец обернулся. И резко ударил, выбив оружие. Затем схватил Чарльза за ворот, тряхнул и отшвырнул в угол, на кожаную кушетку.

Чарльз лежал, раскинув руки, задыхаясь, и видел, как отец наклонился и поднял кортик. Над отцовским плечом — стенные часы. Тик-так. Семь часов.

Нет... Не дать ему... Не дать ему сделать мне больно...

Отец приближается, направив лезвие на него. Чарльз съежился, но лезвие приближалось. Длинное, тонкое, острое... Как на топорике для льда.

Нет... нет!..

Вдруг ледяные глаза и мраморный рот растворились. Отец смотрел на него сверху и смеялся... Тогда Чарльз закричал:

— Нет... пожалуйста... нет!..

Чарльз открыл глаза.

— Я ненавидел его, — признался он. — Это правда. Я ненавидел его.

Снизу до него снова долетел шепот.

— И именно поэтому ты хотел убить меня. Потому что в твоей душе я занял место отца.

Чарльз покачал головой и улыбнулся. Теперь он больше не боялся и мог открыть тайну:

— Но ты и есть мой отец!

Свою тайну он мог бы сейчас выкрикнуть в лицо Господу Богу — ведь нож устремился вниз...

— Ты— это всегда был ты!

Нож опустился.

29

Крицман увидел его, едва лишь открылась дверь лифта.

Лейтенант схватил патрульного за руку:

— Вот он!

Патрульный прицелился и выстрелил. Раздался звон стекла: патрульный промахнулся, но тут же снова поднял оружие.

— Погоди, — сказал Крицман.

Выстрел и звон бьющегося стекла остановили Чарльза. Он замер возле каталки, со скальпелем на раскрытой ладони, глядя на людей.

Крицман шагнул вперед, патрульный за ним, и следом — сержант Боннер, Линдсей и Терри. Теперь в руке Крицмана был револьвер.

— Ну-ка! — крикнул лейтенант. — Отойди от него.

Чарльз уставился на револьвер. Начал отступать. Его пальцы сжали рукоятку скальпеля.

— Я не хочу убивать тебя, — сказал Крицман: — Брось эту штуку.

Он сделал еще шаг вперед.

— Брось ее.

Чарльз заколебался.

С каталки донесся шепот:

— Делай, что тебе говорят, Чарльз...

Крицман услышал позади рыдания Терри.

Боннер и патрульный медленно шли вперед за Крицманом. Все ближе и ближе...

Чарльз заморгал, глядя на них. Потом посмотрел на Терри. Губы его шевельнулись, он что-то шептал, слово или имя...

Похоже, он сказал: „Руфи...” Или „Терри”?

Чарльз все еще держал скальпель. Теперь он опять перевел взгляд на доктора Янца.

Палец Крицмана застыл на курке.

— В последний раз, — сказал он. — Брось это!

Чарльз не слышал, он смотрел вниз, прислушиваясь.

— Делай, как тебе говорят, Чарльз...

Крицман увидел, как на лице Чарльза появилась улыбка. Ладонь раскрылась, скальпель со звоном упал на пол.

Чарльз кивнул каталке, а потом сказал нечто странное:

— Да, — сказал он, — да, отец...

Когда Крицман подошел к нему, Чарльз все еще улыбался. Улыбка показалась лейтенанту странной.

Это была улыбка ребенка.

30

Миссис Квимби сидела на кухне, допивая молоко. Было за полночь, но Джин еще не собиралась спать. Она сидела здесь же, в замызганном старом халате, и слушала радио. Обязана что ли миссис Квимби терпеть эту ужасную музыку? Миссис поставила стакан и поднялась, завязывая пояс халата.

— Самое время немного отдохнуть.