Роберт Блох: Безликий бог: Египетский цикл

Существо на дыбе застонало. Рычаг, скрежеща и скрипя, растянул железное ложе еще на одно деление. Стоны перешли в пронзительный вопль нестерпимой агонии.

— Ну вот, — сказал доктор Стугач. — Наконец-то.

Он склонился над жертвой пытки и нежно улыбнулся прямо в страдальческое лицо человека на железной решетке. Взгляд, окрашенный утонченным весельем, вбирал каждую черту распростертого тела — раздутые ноги с ободранной кожей, красные от объятий огненных сапог; иссеченные плечи и спину, багровые от поцелуев плети; кровавые и бесформенные ошметки груди, раздавленной ласками Железной Девы. С бережной заботливостью он стал рассматривать завершающие штрихи, привнесенные дыбой — вывернутые плечи, изломанный торс, раздавленные и сломанные пальцы, болтающиеся жилы нижних конечностей. Затем он снова поглядел на измученное лицо старика. Он негромко рассмеялся, и смех его походил на звон колокольчика. После он заговорил.

— Что ж, Хассан. Не думаю, что ты еще долго сможешь упорствовать ввиду таких… хм… красноречивых аргументов. Довольно уже; скажи-ка, где найти того идола, о котором ты упоминал?

Изуродованный страдалец зарыдал, и доктору пришлось опуститься на колени у ложа боли в попытке разобрать бессвязное бормотание. Существо бредило минут двадцать и наконец умолкло.

Доктор Стугач поднялся на ноги с довольной искоркой в добродушных глазах. Он махнул рукой одному из негров, возившихся с механизмом дыбы. Тот ответил кивком и направился к живому ужасу на пыточном инструменте. Несчастный плакал — плакал кровавыми слезами. Чернокожий вытащил меч. Лезвие свистнуло, взлетая вверх, и вновь рассекло воздух, опускаясь. Послышался глухой звук удара, брызнул крошечный фонтан, на стене за дыбой расплылось багряное пятно.

Доктор Стугач вышел из подвальной комнаты, запер за собой дверь и стал подниматься по лестнице к дому. Открыв тяжелую крышку люка, он увидел яркое солнце и радостно засвистел. Он был очень доволен.

У него были на то хорошие причины. Уже несколько лет доктор вел, как сказали бы некоторые, жизнь «авантюриста». Он занимался контрабандой древностей, безжалостно эксплуатировал труд туземцев на Верхнем Ниле и иногда опускался даже до запретной торговли «черным товаром», процветавшей в кое-каких портах Красного моря. В Египет он прибыл много лет назад в качестве атташе археологической экспедиции, откуда его без долгих церемоний изгнали. Причина изгнания так и осталась неизвестной, но ходили упорные слухи, что доктор решил присвоить лучшие экспедиционные трофеи. Разоблаченный и опозоренный, он исчез, а через несколько лет вернулся в Каир и открыл заведение в туземном квартале. Неразборчивость в средствах помогла ему завоевать здесь сомнительную репутацию и обеспечила доктора приличным доходом. И то, и другое его, похоже, вполне устраивало.

В описываемое время он представлял собой низкорослого и плотного человека лет сорока пяти, с головой в форме пули, возвышавшейся над широкими обезьяньими плечами. Толстое туловище и выпирающий живот поддерживались парой хилых ног, составлявших странный контраст с верхней, мясистой частью тела. Быть может, доктор и напоминал Фальстафа, но человеком он был жестким и жестоким. В его свинячьих глазках светилась алчность; пухлые губы выдавали похоть; непритворно улыбался он лишь от жадности.

Именно страсть к наживе привела его к нынешнему приключению. Стугача нельзя было назвать человеком легковерным. Обычные россказни о затерянных пирамидах, зарытых в пустыне сокровищах и похищенных мумиях оставляли его равнодушным. Он предпочитал нечто более весомое. Контрабандный груз ковров; немного тайком перевезенного через границу опиума; известное количество противозаконного человеческого товара — такие вещи он хорошо понимал и ценил.

Но эта история была совсем иной. Она казалась невероятной и все-таки попахивала большими деньгами. Стугач был достаточно умен. Он знал, что многими величайшими открытиями египтология была обязана как раз подобным диким слухам. Он был также способен отличить невероятную правду от досужего вымысла. В этой истории таилось зерно истины.

В кратком пересказе, звучала она так.