Роберт Блох - Хроническое упрямство

Наутро после своей кончины дедушка спустился по лестнице к завтраку.

Нас это застало врасплох.

Мама посмотрела на папу, папа – на мою младшую сестру Сьюзи, а Сьюзи – на меня, после чего все мы уставились на дедушку.

– В чем дело? – спросил он. – Что это вы все на меня так пялитесь?

Никто не произнес ни слова, но я знал причину. Только вчера вечером все мы собрались у его постели, потому что прямо на наших глазах он скончался от сердечного приступа. Но вот он стоял перед нами собственной персоной, одетый, как обычно, и по своему обыкновению не в духе.

– Что там на завтрак? – буркнул он.

Мама чуть не задохнулась:

– Только не говори мне, что ты есть собрался.

– Конечно, собрался. Жрать охота.

Мама посмотрела на папу, но тот лишь воздел глаза к потолку. Тогда она взяла с плиты сковороду и плюхнула на тарелку яичницу.

– Так-то лучше, – одобрил дедушка. – Уж не сосиски ли я чую?

Мама дала дедушке сосисок. Судя по тому, как он на них набросился, с аппетитом у него был полный порядок.

Затем дедушка принялся за добавку, и мы снова на него уставились.

– А чего это никто не ест? – спросил он.

– Да что-то не хочется, – ответил папа. И это была святая правда.

– Человек должен есть, не то ослабеет, – продолжал дедушка. – Да, кстати... а не опаздываешь ли ты на свою фабрику?

– Сегодня работать как-то не рассчитывал.

Дедушка прищурился:

– Что это вы все так вырядились. Ишь ты, побрился и рубашка воскресная. Гостей, что ли, ждете?

Мама, глядя в окно кухни, кивнула.

– А то! Вон идет.

И точно, по дорожке быстрым шагом приближался старик Биксби.

Мама через гостиную прошла к входной двери – небось собиралась его остановить – но он ее одурачил, зайдя с заднего хода. Папа добрался к кухонной двери слишком поздно: она и рот Биксби открылись одновременно.

– С утром, Иофор, – начал он своим елейным голоском. – И до чего же горестное это утро! Всем сердцем сожалею, что приходится тебя тревожить так рано по столь прискорбному поводу, но, кажется, сегодня опять намечается пекло. – Он вытащил рулетку. – Хочу покончить с измерениями да перейти к остальному. Такой жарой, чем скорее мы все запакуем и отправим, тем лучше, если понимаете, о чем я...

– Извиняйте. – Папа встал в дверях, не давая Биксби заглянуть внутрь. – Но не заглянули бы вы попозже?

– Насколько позже?

– Точно не знаю. Мы сами еще толком не разобрались.

– Ладно, но не затягивайте, – согласился Биксби. – А то лед у меня закончится.

Тут папа захлопнул перед Биксби дверь, и тот удалился. Когда мама вернулась из гостиной, папа дал ей знак держать рот на замке, но, конечно, это не остановило дедушку.

– Что все это значит? – спросил он.

– Обычный визит вежливости.

– С каких это пор? – Дедушка с подозрением прищурился. – Старик Биксби... да с ним никто не хочет водиться. И не мудрено, индюк индюком! Возомнил себя южным плантатором. А на деле простой гробовщик, ни дать ни взять.

– Твоя правда, дедушка, – поддакнула Сьюзи. – Он приходил снять с тебя мерку для гроба.

– Для гроба? – Дедушка так и взвился на дыбы – ну прямо чистый боров, когда застрянет в заборе из колючей проволоки. – На хрена мне гроб?

– Ну, ты же умер.

Вот она ему все и выложила. Мама с папой готовы были ее поддержать, но дедушка так расхохотался, что чуть не лопнул со смеху.

– Святые угодники, дитя, откуда такие мысли?

Папа, вынимая ремень, двинулся к Сьюзи, но мама, покачав головой, кивнула на дедушку.

– Это чистая правда. Ты прошлой ночью преставился. Неужто не помнишь?

– С памятью у меня лады. Занемог просто, очередной приступ.

– На этот раз приступом не ограничилось, – вздохнула мама.

– Тогда припадок?

– Не просто припадок. Тебе так поплохело, что папе пришлось вытащить дока Снодграсса из кабинета: испортил ему игру на самом интересном месте. Толку, правда. К его приходу ты нас уже покинул.

– И ничего я вас не покидал. Вот он я, тут.

– Так, дедуля, кончай петушиться, – встрял папа. – Мы все тебя видели. Мы свидетели.

– Свидетели? – Дедушка поддернул помочи – верный знак, что вышел из себя. – Где это вы таких словесов набрались? Будете судом присяжных решать, что ли, живой я или умер?

– Но дедушка....

– А ну-ка не дерзи, сынок. – Дедушка встал. – Никтошечки не зароет меня, пока сам не разрешу.

– Куда это ты намылился? – спросила мама.

– Туда же, куда и каждое утро. Посижу на крылечке, погляжу, что вокруг творится.