Роберт Блох - Кушетка

Всегда нужно помнить о реальности — вот в чем секрет. Но кушетки оставались тайной. Кушетки поджидают его.

Чарльз встряхнул головой. Он вдруг понял. Стеклянная крыша, вид на город... ну да! Это соляриум — солнечная палата, где выздоравливающие отдыхают днем. А сейчас — вечер, здесь пусто. Здесь никого не бывает вечером, а кушетки ждут.

Лифт загудел, внизу кто-то нажал кнопку. Чарльз повернулся. Темно. Пусто. Никто не придет...

Прекрасно.

Чарльз взглянул на Янца: тот закрыл глаза, ухватился руками за края каталки. Чарльз вытянул каталку из лифта.

Пусть лифт едет вниз. Нужно только убедиться, что он доедет до конца. Чарльз нажал нижнюю кнопку на панели. Дверь закрылась, лифт пошел вниз, стрелка индикатора над входом тоже пошла вниз...

Чарльз обернулся и взглянул на ближайшую кушетку. Перевел взгляд на другую... Очертания предметов становились четче и расплывались, становились четче и расплывались...

Это сон.

Нет! Конечно, нет. Это просто огни за окном, далекие огни города — и свет безликой неоновой рекламы, которая вспыхивала и гасла, — только и всего.

Да. Толкая каталку в проход между кушетками, он видел мерцающие огни за окнами. Ого, похоже, весь город следит за ним!

Все следят за ним.

Они только притворялись, что ничего не знают, но на самом деле им все известно. Огни — это сигналы, точно так же, как и колокола, которые он слышал внизу. Сестры в операционной, и та, в реанимации, и девушки в лифте — они появлялись не случайно, они следили, шпионили за ним, чтобы помешать...

На мгновение он забыл, что же он должен сделать. Что-то плохое, что-то запретное... Каждый раз, когда Чарльз собирался это сделать, кто-то появлялся... И даже Янц — он ведь открыл глаза, так? Значит, он тоже следил.

Впрочем, пусть следят. Пусть видят. Он все равно это сделает. Теперь нельзя останавливаться... Нельзя останавливаться... нельзя...

Но Чарльз остановился. Остановился и вытер мокрый лоб. Лицо под маской вспотело. Он сорвал маску. Теперь незачем прятать лицо. И зачем прятать скальпель? И вообще что-то прятать?

Пусть все смотрят. И кушетки пусть смотрят.

Но кушетки не обращают на него внимания. И вблизи нет никого, кто мог бы увидеть. Это и есть реальность, помнишь?

И не теряй ее из виду, эту реальность... Раз уж Янц действительно умрет.

В этом суть. Нет никакого заговора. И все, что он должен сделать — это избавиться от Янца, избавиться сейчас же. Это и было задумано с самого начала.

Соляриум неподвижен. Только огни мерцают, появляются, исчезают, вспыхивая на зеркальной поверхности скальпеля. Красивые огоньки, золотые, голубые, красные... Красное лезвие.

— Чарльз...

Снова эхо. Откуда? Изнутри?

Нет, взгляни вниз.

Янц в сознании, да, глаза открыты, губы шевелятся.

— Чарльз...

Шепот. Наклонись, чтобы слышать. Объясни ему. Он должен понять. Это важно.

— Вы знаете, что я должен сделать? — спросил Чарльз.

Он ждал, глядя на Янца.

— Я должен, — подчеркнул Чарльз. — Я все рассчитал.

Скажи ему, скажи, что не происходит ничего неправильного. Чтобы он знал.

— Я убил тех, других, чтобы никто не заподозрил, когда я убью вас. Просто убил их наугад.

Янц смотрел молча.

Он еще не понял. Объясни ему.

— Вы ведь читали газеты — они ищут убийцу-маньяка, а это не я! Потому что у меня — алиби. Каждый вечер ровно в семь я был у вас. Но я знал о футболе. Я собирался убить вас там, в семь часов!

Почему Янц ничего не говорит? Почему только смотрит, словно не верит ни единому слову, как будто знает нечто, какую-то тайну... ТУ тайну? Проклятое лицо...

Пусть лучше смотрит на скальпель. Скальпель движется вниз...

— Чарльз...

Что он шепчет? Послушай...

— Чарльз...

Едва слышный голос, словно издали.

— Я долго думал... Ты должен понять. Главное — это другой.

Другой?

— Кто-то, кого ты действительно хотел убить...

Закрой глаза, Чарльз, отгони все прочь, останови... Огни кружатся каруселью, лицо Янца — как будто он знает...

— Кто он, Чарльз? Это твой отец?

Слышать это — все равно, что снова оказаться на кушетке. И увидеть ВСЕ. Отца, стоящего в дверях. Седые, пепельные волосы. Да, он курил сигару, жуя окурок, как Майерс, и как тот человек, что глядел на заводную игрушку в нижнем городе...

И очки он тоже носил, как тот человек, что переходил улицу.

Но это, конечно, всего лишь совпадение. Это не имеет значения. Значение имеет только то, что сейчас он смотрит на Чарльза, и глаза у него ледяные, а рот — мраморный.