Андрей Романов - Шахматы дьявола

— Григорий, это вы? — донеслось с башни.

— Конечно я.

— Я мигом, — раздался радостный голос студента.

Прошло не менее десяти минут, прежде чем ворота опустились. Рыцари въехали во двор замка и уставились на Степана. Его лицо озаряла радостная и немного растерянная улыбка.

— Где твои очки? — поинтересовался Григорий.

— Разбились, когда я поднимался на башню.

— Зачем ты туда полез?

— Сарацин было очень много, и я решил вам помочь. Сбегал за арбалетом и стрелами. Я не опоздал?

— Как раз вовремя успел, — Гуго обнял юношу за плечи. — Увидев такую мощную поддержку, сарацины в страхе разбежались.

Вечером все собрались у камина.

— Странно все это, — произнес Бертольд, глядя на разгорающийся огонь.

— Что именно? — спросил Григорий.

— Мы одержали победу, но радости, почему-то, я не испытываю, — признался Бертольд.

— Это потому, что все очень быстро закончилось, — предположил Гуго. — Пока ты на своем тяжеловесе доскакал до сарацин, мы всех уже порубили на мелкие кусочки. Лишили ребенка его лучшей забавы.

— Зачем понадобился этот маскарад со старинной одеждой и оружием? — продолжил Бертольд, не обращая внимания на шутки француза. — Я уже готов был к тому, что Калаун будет осаждать замок с помощью артиллерии и пулеметов.

— Для верховного жреца это слишком грубо и не эстетично, — выразил свое мнение Григорий. — Он любит красиво жить. Поэтому все делает изящно. Любое действие обустраивает, как маленький спектакль или шоу.

— При всей моей любви к сражениям, я никогда не считал войну красивым ремеслом, — возмутился Бертольд. — Делать из смерти развлечение — это пошлость.

— Римляне так не считали, — напомнил Григорий. — Они, как раз довели это искусство до совершенства.

— Из этого можно сделать вывод, что Калаун сегодня развлекался, — сказал Роберт.

— По-моему он умышленно послал на смерть своих слуг. Ведь знал, что мы с ними справимся. Глупость какая-то, — пожал плечами Бертольд.

— Могу предположить, что Калаун может ошибаться, — задумчиво произнес Григорий, — но глупостей он не делает никогда.

— Тогда, что все это значит? — спросил Бертольд.

— Единственная разумная мысль, которая меня посетила, так это то, что верховный жрец решил сделать нашему Бертольду подарок, — рассмеялся Гуго. — Пусть дитя тешится, лишь бы есть не просило.

— Не смешно, — проворчал Бертольд.

— Зато очень похоже на правду, — поддержал француза Григорий. — Идя на встречу твоей слабости, Калаун предпочел сражаться средневековым оружием. Одел своих слуг в одежду твоих вечных врагов. Получился очень символичный по смыслу и красивый внешне спектакль.

— Значит, мы сделали то, что он хотел? — изумился Бертольд.

— Выходит именно так, — подтвердил Григорий.

— Тогда, кто же сегодня победил?

— Вопрос философский и не имеет однозначного ответа, — констатировал Григорий. — Мы получили моральное удовлетворение. Как малые дети радуемся и песни поем. Калаун тоже получил приз, но не понятно какой.

— Получается ничья, — подвел итог Роберт.

— Ничья, но в пользу верховного жреца, — возразил Григорий. — Мы не знаем, что именно выиграли, а он знает.

— Не пора ли прекратить ломать голову над этой ерундой? — спросил Гуго. — Мы ничего не потеряли. Поэтому, имеем право, радоваться и наслаждаться жизнью.

— Тебе бы только развлекаться, — проворчал Бертольд.

— Отдых является одной из составляющих человеческой жизни. Лишите его этого удовольствия, и он окажется в аду, — беззаботно ответил Гуго. — Мечта любого человека — поменьше работать и побольше отдыхать.

Начался бесконечный спор между Бертольдом и Гугой, который они вели на протяжении многих веков. Никогда нельзя было понять, говорит француз серьезно или спорит только для того, чтобы позлить своего друга. Григорию эти разговоры порядком надоели. Поэтому он пригласил Степана любоваться звездами. Они взобрались на самую высокую башню. Вокруг простирался густой лес, который в темноте казался однородной массой. Ночной небосвод выглядел огромным куполом, накрывшим всю землю. На его черном фоне в беспорядке рассыпались мириады звезд. Яркие и не очень, большие и малые сложились в единую мозаику, символизируя собой вечность Вселенной.

Легкий ветерок доносил шелест листвы и запах ночного леса. Григорий с наслаждением вдохнул полной грудью. Воздух был такой же девственно чистый, как и в Сибири. Он невольно подумал о том, что у него давно нет привязанности к своей родине, а мысленно каждый раз все равно возвращается туда, где ему подарили жизнь. Непроизвольно сравнивал, как у них тут, и как у нас там.