Олег Мизгулин - Морок

Откуда-то снизу, кажется с колен, поднималась нарастающая дрожь. Он никак не мог согреться, хотя понимал: мороз у него внутри. Один кол торчал безголовый, девятый…

— Не надо… — Беззвучно попросил Зорин. Губы тоже мерзко дрожали, было невообразимо страшно. — Не надо этого. Не надо!

— Чего не надо, Серёжа? — Спросили за спиной, голос был с еле уловимым акцентом и тоже был узнаваемым.

Вадим машинально обернулся, за полсекунды угадав, кто это может быть.

Густые сросшиеся брови, выдающиеся скулы со змейкой шрама на левой щеке должны были придать облику хищный вид. Но образу портили глаза. Они были обманчиво добрыми. Можно сказать, радушно тёплыми. Этого горца Вадим в реальной жизни близко не видел, только слышал, когда они в лесополоске переругивались с сержантом Мишиным. Так откуда фантазия взяла, что глаза у него добрые? Из-за вкрадчивого елейного голоса? Рядом с лидером, а это был лидер бесспорно, вразнобой кто где, стояли сподвижники по оружию: с десяток единиц дудаевского ополчения, упакованные до зубов. И трое из них взяли Зорина в полукруг. Командир улыбался.

— Ты думал убежать от войны, Серёжа? Смешной… Война будет всегда с тобой, всю жизнь. Как тебе наша выставка? Впечатляет, ведь да? Но в ней недокомплект, ай-яй, непорядок! Как ты думаешь, кого дожидается девятая палка? — Добрые глаза лучились добротой.

Зорин вознамерился ударом пятки назад обидеть заднего чеченца. Пока тот согнётся над отбитыми яйцами, он успеет проскочить между правым и левым, кувыркнуться и схватить где-то там в траве, свой ствол. Не успел… Задний предусмотрительно пнул ему под сгиб колена, добавив прикладом автомата промеж лопаток. Зорин упал на колени, не понимая, как может «губка» так натурально материализовать боль. Его схватили за волосы и за шею. К горлу прикоснулось холодное остриё чеченского ножа.

— У тебя есть выбор, Серёжа! Прими нашу веру и тогда мы тебе оставим жизнь. — Голос до тошноты сладкий, что хочется взбеленить эту мразь. На задворках сознания в рупор кричали: не верь наваждению!!! Но возможно ли не верить, когда сильные руки сдавили кадык и царапают лезвием кожу… Чтобы выиграть время, Зорин выдавил:

— Я не Серёжа…

— Вы все «серёжи»! — Голос изменил характер. Стал неприкрыто презрительным. — Вас как баранов гонят отстаивать чужие интересы! Вы бьётесь не за родину, не за свою мать, и даже не за Христа, а за жирные жопы в министерских креслах. Которые продают оружие нашим правоверным товарищам. Оружие, из которого мы убиваем вас. И после этого вы не «серёжи»? Отвечай, сучий выползок, примешь ислам?!!!

Голос полевого командира выкинул коленцо. Мало того, что он стал истинно правильным, так он ещё изменил глаза. Они позеленели, и странно было видеть, как темноглазый чеченец меняет радужку, словно линзы.

«Надо не верить тому, то видишь. Не верить… — лихорадочно соображал Вадим. — Я сам подкидываю дровишки в этот костёр». Вслух рассмеялся.

— А я атеист. Я ни во что не верю! Да не дави ты так! Говорить трудно… — Последнее было адресовано боевику, державшему его шею в жестком локтевом сгибе. Тот сообщился глазами с начальником и, получив добро, ослабил хватку.

Командир-хамелеон снова заговорил вкрадчиво:

— А-те-ист? — по слогам произнес он и засмеялся. — Так это ж хорошо-о-о! Тебе хорошо. Предавать никого не надо. Родины у вас нет. Вместо неё есть жирные жопы. Но ты же не хочешь умирать за жирные…

— Нет! — выкрикнул Зорин. — Я не хочу умирать не за жирные, не за худые жопы!

— Вот и славно. — Чёрные глаза излучали вселенскую любовь. — Прочтёшь Коран там, где мы покажем! Поцелуешь Его истово с верой на коленях, покорившись воле Аллаха! А я тебе подберу любые имена на выбор. Достойные, мужские… Ты будешь нашим братом, а не Серёжей.

Он крикнул на родном наречии боевику справа. Тот немедленно полез в ранец, поднимая что-то громоздкое со дна, не иначе… Коран?

— А верить надо, Серёжа! Прости, но пока ты — Серёжа. Верить надо! Без наставленья Всевышнего, нет силы воевать, строить, покорять…

— Покорять вы любите!

— Покорять — угодное слово Аллаху. Мы покоряемся Ему, а Он велит нам покорять слепцов.

Вадим морально кипел. Он прикидывал, что долгий диалог погружает его в трясину сумасшествия глубже, геометрически множит выстраивания комбинаций «губки». Пора враз и кардинально…

— Послушай, ты! Исламский херувим! Единственное во что я верю, это то, что тебя рядом нет! Ты — воздух, пустота! Как и твой паскудный отряд! И ты, говно, вообразил, что мне голову отрежешь?! Это я! Я тебя вообразил вместе с твоими обезьянами! Понял?! Ха-ха-ха… В средней полосе Сибири чеченские боевики! Умора! В тайге, в аномальной зоне воины ислама! Га-ха-ха… Я шиза, понял?! Я торчу и ЛСД не надо! Хочешь, представлю, что у тебя растут рога? Как у чёрта, а? Ты ведь и есть чёрт. А они вырастут, да-а! А-га-ха-ха… Рогатый полевой командир!