Грэм Джойс - Как бы волшебная сказка

Несколько минут они сидели молча. Андервуд хотел, чтобы Тара насытилась гневом и враждебностью, хотел дать ей успокоиться, прежде чем предложит то, что намеревался предложить. Сейчас же она была перевозбуждена. Поэтому он с безучастным выражением смотрел в окно.

Тучка скрыла солнце. Слегка потемнело. Что-то скрипнуло в кабинете. Словно чтобы не дать себе задремать, Андервуд проговорил:

– У меня возникла идея попробовать кое-что новое, если вы не против. Так сказать, последнее усилие – посмотрим, не получится ли побольше узнать о том, где вы были все эти годы. Но только с вашего согласия и с вашим участием.

– Часом, не электрошок, нет?

– Господи, нет, конечно! Стыдно сказать, в былое время я этим чересчур увлекался. – Его лицо помрачнело. – Откуда такие мысли?

Тара ответила ему с тонкой улыбкой:

– Просто пытаюсь прикинуть, какие карты у вас в рукаве.

– Ничего столь жестокого, обещаю. Теперь я, скорее, стараюсь проникать в подсознание на цыпочках, а не ломиться тараном.

– На цыпочках, значит. По правде говоря, я готова на что угодно. Ничего не боюсь.

Андервуд встал и подошел к столу, поднял тяжелые, в дубовом каркасе, старинные песочные часы и поставил их на подоконник. Стоя спиной к Таре, он не заметил красный промельк, когда она тронула пальцем свой язык, а даже если бы и заметил, то подумал бы, что это всего лишь алый ноготь.

– Сейчас я их переверну – следите, пожалуйста, не отрываясь. Я собираюсь применить некоторые методы релаксации и задам вам несколько вопросов. Готовы?

– Да.

– Я вас не пугаю?

– Нет.

– Тогда приступим. Просто сосредоточьте взгляд на песке.

Он перевернул часы, и светло-коричневый песок тонкой струйкой потек в изгиб нижнего сосуда, нарастая на донце, как юбка, вздуваемая ветерком; крохотная светлая полоска отражалась на стекле позади струйки. С тенью улыбки на губах и странной жадностью в широко раскрытых карих глазах Тара не отрываясь следила за сыплющимися песчинками.

Андервуд наблюдал за тем, как она наблюдает.

– Через минуту, – сказал он, – я попрошу вас задумать ключевое слово, но пока, будьте так добры, просто смотрите на песок. Приятное чувство, не так ли? Между прочим, вы совершенно расслабились самостоятельно. Такое состояние для вас естественно. Через минуту я предложу вам задумать ключевое слово. Задумайте, но мне пока не называйте.

Начинаем. Вы слышите мой голос. Начинаем. Вам приятно, вы только что снова расслабили руки. Я видел, как это происходит, это хорошо, значит вы счастливы и чувствуете себя чудесно, расслабились, меняетесь. А теперь, когда вы расслабили руки, можете расслабить и плечи, и напряжение вокруг шеи тоже уйдет. Прекрасно. Я вижу, как это происходит, и опять же вы все это делаете самостоятельно.

Внешние звуки отдаляются. Внешние звуки слабеют. С каждым разом, как вы опускаете веки, все трудней держать глаза открытыми.

Песок уносит туда, где хочется быть, да? Все правильно. Можно отправиться туда. Можно освободиться от того трудного времени. Оно не нужно, можно освободиться от него. Как хорошо чувствовать, что оно уходит, правда? Конечно правда. Интересно, насколько глубоко можно сейчас погрузиться в транс.

Интересно, насколько глубоко. Интересно. Интересно, что произойдет, когда освободишься от того тяжелого времени. Интересно. Интересно, что произойдет.

Тара сидела с закрытыми глазами, подавшись головой вперед. Дыхание ослаблено. Руки тяжело свисают по бокам.

– Интересно, что произойдет, когда освободишься от того тяжелого времени. Интересно.

Тара слегка двинула головой и пошевелила губами. Невнятно произнесла:

– Может, он придет?

– Кто придет? – спросил Андервуд. – Кто может прийти?

Тара облизнула губы, словно они пересохли.

– Может, – опять невнятно произнесла она, очень медленно, – он придет.

«Не торопи ее, – придержал себя Андервуд. – Отступи».

– Не знаю, полностью ли вы расслабились, – мягко проговорил Андервуд. – Проверим, можем ли мы пойти дальше. Дальше.

– Да. Дальше.

– Тогда пойдем дальше.

– Дальше.

– Тогда пойдем дальше.

– Дальше.

– Тогда пойдем дальше.

Затем произошло нечто неожиданное. Андервуд почувствовал, что у него самого слипаются глаза. Он с усилием открыл их и посмотрел на осевшую фигуру Тары, уже не уверенный, сколько раз повторил последнюю фразу. В голове был туман, и ему еще слышались собственные слова, возвращающиеся к нему эхом, медленно вздымающейся волной – протяжные и тягучие; и это ощущение сопровождалось темнотой, смутной тенью, накрывшей кабинет. Веки его снова опустились. Он отчаянно боролся с их неимоверной тяжестью.