Наверное, хорошо иметь отличную память, особенно если к ней плюсуются мозги. В учебе я всегда был первым, не прикладывая к тому особенных усилий. У меня оставалось больше всех времени. У меня даже со второго курса девушка была. Вслушайтесь, как это звучит — девушка у второкурсника медакадемии!
Впрочем, мы расстались вскоре. Она была не из тех, кто останется с человеком, когда ему трудно. Я решил, что впредь без подобного обойдусь.
Иногда со своим максимализмом я кажусь себе ребенком, который так и не вырос. В двадцать восемь-то лет! Что плохого, если девушка искала надежности?.. Я еще тогда понимал это, но переломить себя не смог. Так с тех пор даже и не делал попыток сойтись с кем-то поближе.
И не сказать, что я посвятил себя работе. Это смешно. Как можно посвятить себя тому, что выполняешь с восьми до часу или с двух до шести?
С утра операции в областной больнице, после обеда прием в частной клинике… Чем я в самом деле могу помочь своим пациентам? Современная медицина не лечит, и лечить не может, это ясно всем, кто еще не окончательно похоронил себя под грузом справочников. Все же я стараюсь. Делаю что могу. Ставлю диагнозы, раздаю рецепты. Они считают меня хорошим врачом… дураки! Кто бы не пришел в мой кабинет, что бы я не сказал ему — пустота. В моей квартире всегда пустота. Моя дверь никогда не откроется, сколько раз я не ковырял бы в ней ключом.
Люди не должны умирать, это я знаю твердо. И все-таки не умирать они не могут. Комнаты, в которых они живут, не должны быть пусты, и все же я не знаю, как заполнить свою собственную квартиру. С Витькой об этом не говорю — толку-то! Этот горько-яростный призрак еще не встал перед ним — и слава Богу, которого, к счастью, нет. Гнев копится только во мне, не имея выхода.
Каждый раз, когда я обрекаю кого-то на пустоту впереди… каждый раз, когда я говорю кому-то «полгода… год… несколько месяцев…» — а я говорю это часто, просто в силу места работы — мне кажется, что я говорю это самому себе. И все же проходит время — и ничего не меняется.
А самое страшное, что я сам боюсь что-то изменить. Ведь если не я, то на моем месте окажется кто-то другой. Может быть, даже Вадим.
4.
Какое-то время Лена еще полежала в траве, глядя в небо. Хотелось все обмозговать, но никаких умных мыслей в голове не возникало, а глупые не стоили того, чтобы их додумывать до конца. Настроение — как самое начало летних каникул, когда не схлынула еще постсессионная горячка, и голова еще не верит, что можно перестать зубрить, но тело уже устало обмякает в объятиях горячего солнца…
Как-то странно — чувствовать облегчение. Неужели жизнь так утомляет?.. Пока живешь, не замечаешь этого. Возможность начать все с чистого листа — это наказание, или отличнейший шанс?
«Вот и буду считать, что у меня каникулы, — сказала себе Лена. — Заодно и попытаюсь освоиться и осмотреться, на всякий случай не исключая ни одного положения. Даже того, что я на самом деле лежу в смирительной рубашке в палате с мягкими стенками. Или валяюсь накачанная наркотиками в какой-то подворотне. Или… Да все что угодно может быть, даже происки ФСБ!»
Но в глубине души она знала, что ФСБ тут не при чем.
Лена прикрыла глаза и представила, что сидит химической лаборатории и крутит настройку микроскопа. Тускло — тускло — ярко — слишком ярко! Так и мысли. Есть о чем-то думать слишком много, это ни к чему хорошему не приведет. Лучше не думать. Она — студент физмата и привыкла полагаться на логику, но логика ей не поможет. Здесь просто не за что уцепиться логике.
И тут она услышала позади себя голоса, говорящие громко и резко.
— За кого они нас принимают, черт побери!
— Корнет, вы совершенно правы, только нечистого все-таки поминать не советую.
— Да ладно, Стас! Сейчас это не ругательство.
— И тем не менее. В устах молодого человека как-то…
Лена перевернулась на живот, подняла голову и увидела говорящих. Они шли по траве в ее сторону, игнорируя тропинку. Их было двое — мужчина лет пятидесяти и мальчик — нет, юноша! — нет, все-таки мальчик! — лет пятнадцати-шестнадцати.
Мальчик был очень красив, как-то аристократически. Тонкие черты лица, крепкая фигура, высокий… И у него были длинные волосы — светло-русые и густые, собранные на затылке в хвост. Он был одет так, как Лена очень не любила, чтобы парни одевались — в длинные, ниже колен шорты с обилием карманов и майку-сеточку, — но даже такая одежда ему шла.
Второго мужчину Лена про себя определила как «Алешу Поповича». Он весьма походил на былинного богатыря, только до Ильи Муромца сложением, все-таки, не дотягивал. И еще ему не хватало бороды. А вот густые темные усы, изрядно, как и волосы, тронутые сединой, присутствовали. На таком дяденьке довольно странно смотрелась красная футболка с надписью «СССР» и черные джинсы.
Читать дальше