Олег Синицын - Лист Мёбиуса

– Ха, – сказал Лысак. – На пару тарелок хавки и заработал! Разве это дело?

Он взял у меня гитару и внимательно ее разглядел:

– Пузырь дадут, не больше, – сказал он. – С червоточиной она у тебя. Вот, смотри.

Я, действительно, обнаружил на барабане рядом с розеткой отверстие толщиной с двухкопеечную монету. Я потряс гитару и услышал, как внутри что-то перекатывается. Перевернул барабан и выкатил предмет на ладонь.

– Масленок, – сообщил Лысак, взяв с моей ладони сплющенный кусок свинца. – Кто-то в тебя из волыны шмальнул.

– Ничего себе! – я почесал затылок и наткнулся пальцами на комочек, напоминающий сгусток крови.

– Масленок отрикошетил от стены, наверняка. Потом в гитару попал. А так бы – тебе хана. Крест корячился, в натуре.

– Не помню, ничего не помню, Лысак, – я пожал плечами.

– Темный ты, – ощерился фиксами Лысак. – Чую я, замели тебя по хулиганке в ломбард на прогулку. Ты во французах только и побывал, не успел сблатоваться, феню не знаешь, понятий. Но – арестант порядочный. Деру дал. Тебя сейчас вертухаи ищут.

– Кто?

– Краснопогонники. Сам видел, по вагонам шныряют, шмон наводят.

– Не по мою душу, – сказал я. – Гитару не дам. Твоя очередь что-нибудь загонять.

– Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый!

А ты не вейся на ветру!

А карман, карман ты мой дырявый,

А ты не нра-, не нравишься вору! – дурашливо пропел Лысак, выворачивая собственные пустые карманы. – Мы догоняться будем?

– Будем, – сказал я и вынул из джинсов ремень. – На – загони, офицерский.

– Не дрейфь! – обрадовался Лысак. – Я его не проиграю, зуб даю. Поставлю только на кон.

– Жду, – обреченно махнул я рукой.

Через полчаса Лысак вернулся и с ремнем, и с бутылкой водки:

– Все ништяк, боксер!

Горячительная жидкость разлилась по жилам, дав дополнительный заряд энергии. Настроение поднялось. Вот ведь как может быть – и ремень на месте и выпивка появилась! Опять пошли песни одна за другой. К концу бутылки меня сморило, и я уронил голову на стол.

– Ну, ты горазд дохнуть! – разбудил меня толчок в бок. Я поднял голову: «Что? Где?»

– В Караганде! – веселился Лысак, держа в руках две бутылки водки. – Похмелидзе с доставкой на дом! Будешь?

– Буду! – протянул я стакан. Мы выпили. Придя в себя, я пошарил рукой рядом с собой в поисках гитары. – А где?

– Что где? – отвел взгляд Лысак.

– Ах ты, сука! – я схватил его за грудки. – Загнал все-таки гитару!?

– Обменял! – оттолкнул меня Лысак. – Ты сидишь, кумаришь! Жабры горят! А они больше библию не читают, тоже кумарят. Еле уладил. Махнул, не глядя, гитару на два пузыря. А ты сучишь беспредельно, хлюст рукопашный!

– Кто они? – спросил я, еле себя сдерживая. Желваки ходили на скулах, зубы скрипели, кулаки сжимались и разжимались.

– Старатели, – нехотя стал объяснять Лысак. – Они из отпуска едут, пустые. Зато водкой затоварились – по самое «не могу»! Мельница закрылась, а так бы я с гитарой вернулся. Я не ветрогон какой-то, а стирогон! Ну, если ты жлоб, метнусь – водку отдам, гитару вызволю.

Я помолчал немного. Гитару, конечно, жалко, но и водки хотелось сильно. Гитара – не дефицит, купить можно. А водки и впрямь сейчас так просто не достать.

– Оставь, – решил я. – Как старатели проснутся, попробуй гитару отыграй. Скучно без гитары.

– Замяли? – повеселел Лысак и хлопнул ладонью по моей ладони. – Не ссы, боксер, отыграю! Заметано!

Я понял, что с моим попутчиком надо держать ухо востро, как бы он ни втирался в доверие, было ясно – он грамотно меня разводит. С другой стороны – водка есть? Есть! Да пошло оно все прахом! Наливай!

Мы к утру опять все приговорили, но спать так и не ложились. Лысак рассказывал о зоне, понятиях, которые нарушать западло. О беспределе и вертухаях. О медвежатниках и марвихерах. О буграх, шестерках и «петухах». О суках и козлах. О светофорах и куме… Половину из того, что он рассказывал, я не понимал. Особенно когда Лысак сильно по фене ботал. От водки и рассказов Лысака в голове царил сумбур. Он часто повторял, что мечтает «добыть шмеля». Видимо, это была фартовая добыча, которая бы обеспечила Лысаку безбедную жизнь до самой пенсии. Хотя какая пенсия у картежника и вора? «И ждет меня не пенсия, а срок!» Шмель мне представился большим и жирным, его желтые полосы на черном лохматом теле отливали червонным золотом, как фиксы Лысака. Шмель лениво и низко летел над землей, прозрачные крылья его медленно двигались вверх и вниз, а Лысак, размахивая коричнево-бурым толсторюпинским «спинжаком», бежал следом, периодически прихлопывая шмеля. При этом зэк выкрикивал: «Зяблик чуханистый, верблюд брусковый, мышь чердачная, ишак с дипломом, фраер дикий, шкварка заширенная! Стой, редиска! Я тебя на бригаду кину, машку из тебя сделаю! Мошка с бекасами, дятел вольтанутый! Я тебе луну в очко вставлю, торшером будешь! Замочу, падла! Век воли не видать!» Шмель, как и я, ни черта не понимал, почему его называют верблюдом и дятлом одновременно. Он гудел от натуги и не давался Лысаку. «Шнифты выколю, шнобель сверну!» – не унимался Лысак, выбивая пыль из шмеля. «Хрю!» – сказал ему шмель.