Макс Фрай - Зеленый. Том 3 [litres]

Нёхиси, тем временем, принимает вполне антропоморфную форму, потому что пить вино этим хищным, многоглавым, туманным, ликующим, ослепительным, как гибель всех звёзд существом – деньги на ветер. Ничуть не лучше, чем тем же котом. Садится на землю рядом со Стефаном и говорит:

– Не серчай. Так получилось. Дело даже не в том, что я психанул. Я не планировал проявляться в полную силу. Аккуратно сюда вошёл. Просто ты здесь, сейчас – на Пороге, тут всё – Порог. А Порог обнажает суть. Ну и понятно, что получилось: суть у меня – вот такая. Ты же знал с кем связался, чего теперь локти кусать.

Последний Страж Порога, который, с точки зрения Нёхиси, очень красивое переживание, редкая, особая, конфигурация силы, света, времени и среды, а для Стефана по-прежнему выглядит как зыбкая зеленокожая женщина по имени Ишидель, поднимается с места и обнимает обоих – на самом деле, это совершенно иной процесс, но когда говоришь человеческим языком, проще сказать «обнимает», чем пытаться объяснить, что на самом деле произошло. «Я всегда буду рядом с тобой», – слышит Стефан; не ушами слышит, конечно, просто теперь он знает – это и ещё много чего.

Страж Порога исчезает, уходит, прекращает своё присутствие, или отменяет себя – как ни скажи, довольно неточно получится. Но хрен бы с ней, с точностью, вот уж на что плевать. Факт что здесь и сейчас больше нет ни Порога, ни Последнего Стража, только давно минувшее двадцать первое сентября, Стефан, в результате прощальных объятий отягощённый новыми знаниями, которые даже сам себе пока не решается пересказать, и Нёхиси, который то ли чтобы поднять настроение старому другу, то ли просто чтобы был повод захапать оставшийся бесхозным бокал, выглядит двухголовым монстром; впрочем, беспредельно очаровательным, особенно правая голова.

– Ты до каких примерно масштабов сможешь себя умалить на выходе? – деловито спрашивает Стефан, прикидывая, какое количество всемогущего многострадальная, зато и привычная ко всему реальность худо-бедно сможет перетерпеть.

– Ответ на этот вопрос мы можем получить только экспериментальным путём, – беспечным дуэтом отвечает Нёхиси и чокается сам с собой. – Но знаешь, вот честно, я бы не рисковал. Всё-таки наш с тобой официальный контракт закончился два с половиной года назад, а значит, гарантий безопасности я вашей реальности дать не могу. Зря я, на самом деле, романтически отказался его продлевать. А всё от недостатка всеведения! Это вообще одно из самых удивительных открытий последнего времени: не всё, что мне нравится, объективно полезно и хорошо. Но ладно, у нас с тобой есть другой путь. Проверенный. Берёшь бубен, идёшь на старое место, вызываешь меня, я подписываю новый контракт, и дальше действую согласно его условиям, в которые заранее предусмотрительно вписано: «Мир не губить». Тебе же спокойнее: можешь быть твёрдо уверен, что в ближайшую сотню лет я буду беспредельно полезный, и мир на кусочки не разнесу.

– Сотню? – недоверчиво переспрашивает Стефан. – Ты готов подписать контракт сразу на сто лет?

– Ну всё проще, чем постоянно продлевать-переписывать, – пожимает плечами Нёхиси. – Ясно же, что мне у вас мёдом намазано. Ты с этим мёдом лично знаком.

Стефан улыбается криво, как человек, который стоически терпит сильную боль; ладно, как может, так улыбается, в некоторых обстоятельствах попытка – это уже зачёт. И говорит, хотя ясно, что это вполне бесполезно, всё-таки Нёхиси по природе своей всеведущий, а значит, всё понимает и без него:

– Знаешь, что мне в этой истории с Порогом не нравится? То есть, мне она вся не нравится, целиком. Но больше всего – что теперь мы в человеческом мире стали тотально, окончательно невозможны. Раньше были просто умеренно недопустимы, а теперь – уже нет. Он нас, понимаешь, не заслужил. Не имеет права на такую невшибенную роскошь. Как наказанный должен без нас сидеть. Это означает, что реальность волей-неволей будет пытаться от нас избавиться. Я её построю, конечно. На своей территории я хозяин, ничего не отдам. Но как бы ты, став для нас окончательно невозможным, в своих неведомых измерениях не затерялся навек.

– Да ладно, не парься, – смеётся Нёхиси одной из своей голов; вторая в это время корчит ужасные скорбные рожи, вращает глазами и, подражая гримасе висельника, высовывает язык. Общеизвестно, что все всемогущие с прибабахом, но Нёхиси даже на фоне своих сородичей – звезда стэндапа. Сверхновая, блин, звезда.

Наконец он становится серьёзным и говорит: