Макс Фрай - Зеленый. Том 3 [litres]

– Спасибо, друг, – говорю я, спустившись с потолочных небес на грешную землю. В смысле, встав ногами на пол у плиты. – Ну, слушай, не так плохо дело, если я тебя вижу! Вроде, совсем отпустило. Как раз перед тем, как ты вошёл.

Нёхиси улыбается смущённо, как и положено школьнику. Словно ему предстоит рассказать мне про двойку по географии, и что с девчонками в туалете курил.

– Ты сейчас наверное здорово на меня рассердишься, – говорит он.

– Серьёзно? Было бы круто. Сколько раз пробовал, не выходило у меня ничего. Хотя я, вроде бы, злющий… был раньше. Но всё-таки был!

– Ещё как был! – подтверждает Нёхиси. – Я свидетель. Если кто-нибудь усомнится, сразу ко мне веди.

Протягиваю ему чашку:

– Держи. А то вдруг действительно так рассержусь, что передумаю угощать тебя кофе. Неудобно получится! Но обратно-то точно не отберу. Так что стряслось? Если ты случайно проглотил пару-тройку Вселенных, я не в обиде. Но если Тонин кабак, немедленно сплюнь!

– Вот теперь мне понятно, что такое «катастрофическое мышление»! – хохочет довольный Нёхиси. – У тебя совершенно точно оно!

– Если Тонин кабак в порядке, без шансов. Никаким катастрофическим мышлением не придумать, за что ещё я на тебя рассержусь.

– Ничего страшного, – заверяет меня Нёхиси. – Это был не заказ, а ужасающее пророчество. Если оно не сбудется, совершенно не огорчусь. Ладно, слушай. Меня давным-давно задолбало, что ты регулярно целиком превращаешься в человека. Не потому что завидно, я так тоже умею, попробовал несколько раз. Но мне не особо понравилось. Если уж превращаться в локальную форму жизни по-настоящему, с высокой степенью достоверности, я согласен только на дерево, или кота.

– Да я бы тоже. Просто я не то чтобы могу выбирать.

– Именно это мне и не нравилось! – энергично кивает Нёхиси. – Тебе неприятно быть человеком, а ты всё равно в него превращаешься. Что вообще за дела? До сих пор я не вмешивался, потому что так просто не принято. Со своими смертями и превращениями каждый разбирается сам. Но ты меня добровольно, без принуждения, вслух человеческими словами попросил, чтобы я тебя берёг. А это в корне меняет дело. Попросил, значит имею полное право беречь. Собственно, даже обязан! До сих пор всё и так было нормально, но сегодня ты снова стал человеком настолько, что даже меня не видел и не слышал, что я тебе говорю. Короче, я психанул, и сжёг твоё последнее имя, хотя оно тебе наверное нравилось, а то зачем бы ты за него так держался? Прости, друг.

– Ты сжёг моё имя?! А что, так можно было? Я не знал. Думал, уж что-что, но имя, если от него приспичит избавиться, надо сжигать самому.

– Обычно да. Но всё-таки я всемогущий, – напоминает Нёхиси. – Ограничения ограничениями, но чьё-то имя спалить – вообще ерунда.

– Ну слушай, – вздыхаю. – Когда я тебя впервые увидел, был совершенно уверен, что ты сейчас меня вообще на хрен проглотишь. Но решил: ладно, жри, чёрт с тобой, такому прекрасному – можно, спасибо, что происходишь, и я смог увидеть тебя своими глазами хотя бы в последний момент. А тут просто имя, подумаешь. Готов спорить, оно было дурацкое, друзья за спиной хихикали. Короче, спасибо, что сжёг.

Нынче ночью Нёхиси выглядит как человек, вернее, как разные люди, потому что надо же развлекаться, когда гуляешь один. Вот он и развлекается, с каждым шагом изменяя свой облик – раз-два, раз-два. Ну, правда, очень неторопливо идёт, словно курортник на променаде, поэтому попадись ему навстречу прохожий, вполне мог бы заметить, как старушка в кокетливой розовой шубке превращается в индийского полицейского с полосатым поясом и чалмой, у которого тут же отрастают разноцветные косы и юбка в блестящих пайетках, но красотка становится мрачным боксёром в красных трусах и перчатках прежде, чем свидетель успеет – что кому ближе – выругаться, перекреститься, или воскликнуть: «ой!»

В любом случае, это только гипотетическое предположение, потому что ноябрь, глубокая ночь, локдаун, на улицах пусто, даже призраки куда-то попрятались, неужели как живые по склепам сидят?

В общем, Нёхиси гуляет по городу и внимательно смотрит по сторонам. Он затем и вышел сегодня в человеческом виде – во множестве видов сразу, но всё-таки не каких попало, а именно человеческих – чтобы поглядеть на город человеческими глазами и заметить всякие интересные новые изменения, которые с точки зрения человека выглядят, как невозможные чудеса.