Макс Фрай - Желтый

Убежал так быстро, что Эва не успела опомниться, как осталась наедине с незнакомцем. И от растерянности сказала ему, что думала:

– Это нелепо, но у меня почему-то такое ощущение, что вы – лучше всех на земле.

Тот совершенно всерьез задумался. Наконец ответил:

– Ну это смотря по каким критериям. И вы учтите, что специальных конкурсов до сих пор не устраивали. Так что на самом деле черт его знает. Но я рад, что вы так считаете. Потому что если бы я показался вам ужасным, или просто отталкивающим, ничем бы не смог помочь. А так…

– Помочь? – Эва так удивилась, что невежливо его перебила. – А мне надо помогать?

– Надо, конечно, – подтвердил незнакомец. – У вас трудный дар. С человеческой точки зрения, куда больше похожий на проклятие. А человеческую точку зрения никто не отменял. Я хочу сказать, вы имеете на нее полное право. И если вы, получив шанс от него избавиться, обрадуетесь и скажете, что с вас хватит, я огорчусь, конечно. Но вас не упрекну.

– Мой дар? – переспросила Эва. – Огорчитесь, если захочу избавиться? Ну ничего себе! Теперь начинаю понимать. То есть нет, ничего я на самом деле понимать не начинаю. И вряд ли хоть когда-то начну. Но почему вы такой прекрасный, наверное, все-таки да.

– За «прекрасного» спасибо. Я до смешного люблю комплименты. Доброе слово и кошке приятно, так, кажется, говорят, – улыбнулся незнакомец. Да так обаятельно, что если бы сейчас предложил продать ему душу, Эва бы без всякой торговли, задаром, в подарок ее отдала.

Но он, конечно, ничего подобного не предложил. А только сказал:

– Я действительно могу вам помочь. И избавиться от вашего дара, и, так сказать, прикрутить его на малую мощность, как было раньше, и ужиться с тем, что есть. Вы не спешите, подумайте, чего вам больше хочется. Я вам свою волю не стану навязывать. Если честно, сам не знаю, что бы выбрал на вашем месте. Знаю только, что выбрал бы на своем.

– Да ладно вам, – вздохнула Эва. – О чем тут думать, чего тут не знать. Я же сама всегда чего-то такого хотела. И не просто хотела, а делала, что могла. А что не представляла, насколько иногда будет трудно, так это нормально. Никто ни черта заранее не представляет, даже в самых обычных вопросах. Например, когда замуж выходят. Или заводят кота.

– Одно удовольствие иметь с вами дело, – сказал незнакомец. – У вас очень здорово устроена голова.

– Тогда уж скорей полное отсутствие головы у меня отлично устроено, – в тон ему ответила Эва. – Но доброе слово и кошке приятно, это да.

– Это всегда пожалуйста, – заверил ее незнакомец. – Добрых слов у меня на чей угодно век хватит. К тому же мне можно жаловаться.

– На что жаловаться? – опешила Эва.

– Да на все подряд. Например, что вам слишком трудно, и вы не справляетесь, когда и если оно вдруг снова станет так. Но это, конечно, не обязательно. Не требование, а просто дополнительная возможность. Не хотите, не жалуйтесь. Важно не это, а то, что вы больше не одна.

– За это и выпьем, – объявил Иоганн-Георг, протягивая ей оранжевый картонный стакан.

Все-таки это нелепое имя годится исключительно для того, чтобы подчеркнуть его вопиющее отсутствие, – подумала Эва. – Но ладно, грех придираться. Лучше уж так, чем «галлюцинацией» называть. Какая из него, к черту, галлюцинация? Ну или тогда уж вообще все – сплошная она. А на это я не согласна. Моя жизнь теперь – вот такая. Хрен знает какая. Именно то что надо. Никому ее не отдам.

– Берите скорей, пока кофе не превратился в какую-нибудь адскую анисовую настойку или райский куриный бульон с вермишелью, – поторопил ее Иоганн-Георг. – В последнее время я перестал доверять напиткам, которые купил у людей за деньги, а не из собственного кармана достал. Минуту в руках подержишь, и они уже не пойми во что превратились. По-моему, материя только прикидывается инертной, чтобы все от нее отстали и не заставляли делать уроки. А рядом со мной расслабляется. Чует, что я – такой же двоечник, как она.

Ничего там не было.

В смысле никакого невидимого кафе для невидимок не было в этом чертовом проходном дворе. А все остальное было, конечно: дома, сараи, деревья, чахлые кусты доцветающих гортензий и хризантем под чьими-то окнами, несколько припаркованных автомобилей. Все было, да фигли толку. То есть кому от этого легче. Уж точно не мне, – уныло думала Жанна, спускаясь по ступенькам к заколоченной двери, над которой, конечно, не оказалось никакой белой доски. Правда, над дверью висел условно декоративный, то есть без лампы или хотя бы свечи, фонарь. Белый – в анамнезе. Иными словами, когда-то этот чертов фонарь был белым. Лет десять назад.