Галина Липатова - Паладинские байки

Уехал тогда в тот же день, хоть дон Томазиньи и предлагал переночевать, чтоб не на ночь глядя по дорогам трястись.

А еще через неделю получил от Сабины письмо. И как разума лишился. Взял да и поехал в Вилла Рокабьянка, прямиком в летний домик в саду, как в письме и было указано.

Тянулось это все три месяца. Каждую неделю Бенедетто, как ему выпадал свободный день, ездил на свидание с Сабиной. И каждый раз говорил себе: «в последний раз, надо прекращать, пока не зашло слишком далеко». И все равно ездил и ездил...

Конечно, они оба понимали, что у этой любви нет никакого будущего, и их свидания были довольно целомудренными – дальше объятий и поцелуев дело не заходило… до поры. Но с каждым разом поцелуи становились всё более страстными, а объятия – все более тесными… пока оба не перешли к куда более откровенным ласкам. У Бенедетто не было никакого опыта, он попал в паладинский корпус девственником, ведь до того он жил при монастыре, в приюте для подкидышей. Да и Сабина не могла похвастаться большим опытом – как и многие девушки из семей понтевеккийских донов, она была девственницей, потому как среди местного дворянства царили довольно строгие нравы, в отличие от соседних Пекорино, Дельпонте и Срединной Фартальи. Но страсть делает свое дело, и оба забыли о всякой осторожности.

Едва Бенедетто завел лошадь под навес возле летнего домика, как хлынул дождь, так что, пока он добежал до двери, почти весь и промок – плащ по неосмотрительности оставил свернутым и притороченным к седлу. Сабина после долгого, горячего поцелуя принялась стаскивать с него мокрый мундир, да и оглянуться оба не успели, как Бенедетто и разделся полностью. А когда он это сообразил, покраснел, как будто ему было не тридцать лет, а всего-то восемнадцать. Сабина же, налюбовавшись его прекрасно сложенным телом, решительно разделась сама и встала перед ним, словно лесная фея.

– Ты прекрасна, Сабина, – вздохнул Бенедетто. – Я такой красоты в жизни еще не видел...

Он подошел ближе, опустился на колени, обнял за бедра и уткнулся лбом в каштановые мелкие завитки на лобке. Запах дурманил его, и не хотелось больше ничего – только быть с ней, обнимать ее, чувствовать жар ее тела.

Сабина погладила его плечи:

– Я больше не могу, Бенедетто. Я так с ума сойду, сгорю... Будь со мной… возьми меня.

И он встал, взял ее на руки и уложил на узкую деревянную кровать – в этом домике была всего одна комната, с кроватью, камином и парой стульев. Кровать жутко скрипела и была жесткой, но они оба этого не замечали.

Бенедетто долго целовал ее – губы, шею, груди… Ласкал губами ее темные соски, гладил нежную кожу бедер и живота. Потом спустился ниже, и она раскрылась, развела ноги, он коснулся губами розового бугорка между двух поросших каштановыми завитками холмиков. Сабина вскрикнула глухо, охнула:

– Как же сладко!

И он целовал ее и там, а она только охала от удовольствия. А потом слегка оттолкнула его, схватила за руки и притянула к себе, обняла крепко, нетерпеливо шевельнулась, чувствуя, как его отвердевший член проскальзывает между ее ног. Бенедетто приподнялся, она закинула ноги ему на спину, обхватывая за поясницу. Они оказались неожиданно сильными, выдавая в ней любительницу верховой езды. Бенедетто толкнулся вперед, почувствовал сопротивление плоти и было остановился, но она сама придвинулась к нему, и он вошел, преодолевая это сопротивление. Сабина вскрикнула, когда он погрузился в ее лоно, но не отстранилась, а только крепче обхватила его руками и ногами, и нетерпеливо качнула бедрами. Он не сразу поймал нужный ритм, несколько мгновений они двигались вразнобой, но потом все получилось как-то само собой.

Мир вокруг куда-то исчез, ничего не было, кроме них двоих, плывущих по волнам безумной страсти. Ничто не имело значения, только они и этот дикий, сладкий ритм, в котором они оба двигались, долго и упорно, словно нагоняя упущенные возможности.

Потом уже, когда они устали и просто лежали в обнимку, слушая, как шуршит по черепичной крыше дождь, пришло наконец и осознание.

Сабина плакала, уткнувшись ему в плечо:

– Ах, что же я наделала… как же ты теперь?

Он гладил ее по плечам и целовал, собирая губами слезы:

– Мы оба это сделали. А виноват я один… Не знаю, что теперь. Да это и неважно. Как-нибудь да будет. Ты только не плачь.

Уже начало темнеть, когда они наконец смогли заставить себя оторваться друг от друга. Мундир и штаны Бенедетто, которые Сабина успела развесить перед камином до того, как страсть захватила обоих, уже высохли. Бенедетто быстро оделся, застегнул перевязь с мечом. Коснулся рукояти, но привычной силы не ощутил. Вздохнул.