Галина Липатова - Паладинские байки

Паладин открыл уцелевший глаз:

– У нашей любви нет будущего. Если бы я это понял сразу, ничего бы не случилось.

– Если бы да кабы… – проворчал маг. – За немного счастья такая жестокая кара – это как-то слишком, как по мне… Вот что. Я отписал в вашу канцелярию в Модену. Без подробностей, правда. Пусть уж тут, на месте, посвященный Судии решит. Завтра должна комиссия приехать. Сабину я к тебе пускать не буду, не надо ей тебя такого видеть.

– Вообще не надо ей меня видеть, – Бенедетто приподнял правую руку, уронил ее на кровать и тяжко вздохнул. – Никогда больше. Так будет лучше.

Он закрыл глаз. Маг вышел из комнаты, пропустив туда служанку с горшком, прошел в кухню, где слуга как раз наливал в чашку бульон для паладина. Налил себе воды, плеснул настойку пустырника и выпил залпом. Поморщился. Слуга, ставя чашку на поднос, сказал:

– Сеньор Массимо, там в гостиной сеньор Сорелло вас ждет. Говорит – вы за ним посылали.

– А, верно, посылал, – Массимо уже давно для переписки с соседями использовал зачарованных бумажных голубей. Писал записку, складывал, зачаровывал – и готово дело. Правда, годилась этакая почта только для солнечной погоды. Утром он отправил такую записку Альфредо, да и забыл.

Альфредо сидел в гостиной, мрачный и задумчивый. Увидев Массимо, первым делом спросил:

– Ну как она?

– Хвала богам, уже встает, – маг сел в кресло у холодного камина, потер лоб. – Знаешь, Альфредо, а ведь она бы умерла, если б этот паладин не отдал ей свой медальон. Слыхал же, наверное, что их медальоны – это не просто золотые подвески.

Альфредо кивнул:

– Слыхал. Это правда, что они на магии крови сделаны?

– В том числе. Если паладин кому свой медальон отдаст добровольно, то он и свою жизненную силу отдает. Потому я Сабину и успел спасти. Такие раны я толком исцелять не умею... теоретически – учили, а так, как понимаешь, никогда раньше не пробовал… – он опять вздохнул. – Я отписал в Модену, в паладинскую канцелярию. Скоро сюда следственная комиссия по этому делу приедет. Меня, скорее всего, арестуют и отправят на отсидку в Кастель Кастиго, слыхал, небось – есть такая тюрьма для магов…. Наверное, надолго засадят: боевая магия без лицензии, да еще нападение на паладина, да еще я его покалечил знатно… Лет десять мне за это пропишут, не меньше.

– Да так уж и десять лет, ты что, – удивился Альфредо. – Хм… Может, уедешь куда?

– Ни один Рокабьянка еще от закона не бегал, – поморщился Массимо. – И я первым быть не хочу. Честь рода важнее. Да и сидеть я буду не за какую-нибудь низкую мерзость вроде воровства все-таки. Хотя какая разница, за что сидеть в Кастель Кастиго, если уж сидеть… Это я к чему. Сабина одна останется, и без средств почти. Я кое-что накопил, конечно, но это мелочи. А ты – человек хозяйственный, опытный. Не хочешь сделаться управляющим Каса ди Рокабьянка? Сейчас и контракт подпишем, если ты согласен. Я в тебя верю, если ты наши виноградники с их кислятиной доходными сделал, то уж весь домен и подавно сумеешь. А там… мало ли. Может, Сабина со временем от этой несчастной любви исцелится, ну или хоть остынет немного, и вы поженитесь.

– Сомневаюсь, что она захочет за меня замуж теперь, – Альфредо вздохнул. – Но я согласен, ради нее главным образом.

На следующий день приехала комиссия: лейтенант паладинов Понтевеккьо, и моденские архонты Девы, Матери и Судии. Массимо не ожидал аж таких высоких гостей, и даже испугался.

Архонты и лейтенант паладинов первым делом осмотрели двор летнего домика, потом поговорили с самим Массимо, с Альфредо как свидетелем, с Денизо Томазиньи, которого для этого вызвали сюда, и уж затем – с Сабиной и Бенедетто. Говорили вроде бы без пристрастия, но маг чувствовал, что его видят насквозь, до последней задней мыслишки. И не сомневался, что и других они допрашивали так же.

Архонтиса Матери дольше всего говорила с обоими пострадавшими, и Массимо заметил, что после ее визитов и Сабина, и паладин выглядели существенно лучше, насколько это возможно в их состоянии.

На следующий день архонт Судии велел Массимо, Альфредо и Денизо прийти в комнату, где лежал Бенедетто. Туда же пришли сам архонт, лейтенант паладинов и архонтиса Девы. Преосвященная Матери пошла к Сабине.

– Рассмотрев дело, я, волей Судии, установил следующее, – начал архонт. – Донья Рокабьянка не виновна ни в чем, кроме того, что, зная об обетах паладина Рондини, все равно продолжала с ним встречаться. Преосвященная Матери считает, что Сабину не следует наказывать, и я согласен с ней. То, что случилось, само по себе уже наказание, и я бы советовал донье Рокабьянке пожить пару месяцев в обители Матери, для исцеления души и тела. Сеньор Рокабьянка виновен в применении боевой магии без лицензии, особенно в том, что выбрал сильное заклятие, каковое даже тем, у кого лицензия есть, применять рекомендуется только в исключительных случаях. Сеньора Рокабьянку оправдывает то, что он был в гневе и не владел собой. Учитывая, что сеньор Рокабьянка полностью осознает свою вину и искренне раскаивается, то, что он добровольно и сразу сообщил о случившемся в канцелярию корпуса, и то, что он старательно занимается лечением паладина Рондини, я считаю, что его не стоит арестовывать и направлять для отбывания наказания в Кастель Кастиго. Сеньор Рокабьянка и без того наказан… так что я назначаю другую кару: в течение десяти лет мэтр Рокабьянка обязан одну неделю в месяц в Модене бесплатно отрабатывать зачарование предметов для паладинского корпуса, для Коллегии Инквизиции и для церкви. Мэтр Рокабьянка может отрабатывать эти недели и подряд, главное, чтобы их было не меньше двенадцати в год, итого – сто двадцать недель отработки наказания. Далее… сеньор Томазиньи виновен в покушении на паладина и в нанесении телесного вреда донье Рокабьянке. Поскольку он не родственник доньи Сабины, то у него нет оправданий, хм, кроме недостатка ума. Потому сеньор Томазиньи приговаривается либо к трем годам тюремного заключения, либо к штрафу в размере пятнадцати эскудо в пользу доньи Сабины и пяти эскудо в пользу паладинского корпуса. Что касается паладина Рондини, мы решили, что налагать на него какие-либо епитимьи бессмысленно, потому что, во-первых, он и так уже наказан, и во-вторых, искренне раскаивается.