Барбара Хэмбли - Кровавые девы

Евгения прошептала:

— Это все неправда.

— Что она сказала вам? — спросила Лидия. — Кем вы должны были стать? И что она с вами сделала для этого?

Слуги ушли. Лидия отослала их в господский дом, опасаясь, что они случайно услышат то, что не предназначалось для их ушей. Ее гостью сюда привели уличные слухи. У женщины, которую Лидия теперь называла дневной Петрониллой — той, которую видели петербуржцы, — наверняка было много знакомых, и рано или поздно ей стало бы известно, что слуги шепотом рассказывают друг другу о том, как к живущей во флигеле у Разумовских англичанке приходил вампир.

Девочка прижала ладони к щекам и яростно замотала головой:

— Это все неправда. Я не вампир. Я никого не убивала…

— Ты пила кровь?

Женя подняла на нее полные отчаяния темные глаза:

— Только кровь мышей и крыс, мадам. Хозяйка приносила их и показывала, как ногтями вспороть им горло и слить кровь в серебряную чашку. Она говорила, что потом, когда мы повзрослеем, взращенные во тьме, как Господь взращивает посаженные в землю семена, тогда, она сказала, мы станем подобны ангелам, и нам не нужно будет ничего, кроме воздуха и божьего света.

Она дрожала всем телом, сжавшись в комок на грубой деревянной скамье, и не отводила глаз от Лидии, словно надеясь увидеть на ее лице некие признаки, которые позволили бы счесть все услышанное ложью или своего рода испытанием.

Господи, пожалуйста… пусть все будет хорошо…

Лидия зажмурилась и глубоко вздохнула, пытаясь подобрать правильные слова для того, что ей нужно было сказать, понимая в то же время, что, во-первых, таких слов нет, а во-вторых, что даже если бы они существовали, то ей, Лидии Эшер, которая при всей своей светскости была бестактна, как комнатная собачка, их не найти.

Почувствовав ледяное прикосновение мертвых пальцев — холодных, как у Исидро, — она открыла глаза и увидела, что Евгения опустилась на колени перед ее стулом. Девочка сжала ей руки… и тут же отшатнулась, потирая пальцы, которые жгло от легчайшего соприкосновения с серебряными цепочками, обвивавшими запястья Лидии.

— Мадам Эренберг лгала вам, — произнесла Лидия, усилием воли заставляя голос звучать ровно. — Она — вампир. Она лгала тебе… возможно, насылала на тебя видения или сны…

Расширившиеся от ужаса темные глаза подтвердили правильность догадки.

— … а потом превратила тебя в вампира. Расскажи мне…

Но девочка, вскрикнув, обхватила руками ее ноги, сминая юбки, зарылась лицом ей в колени, и тогда Лидия неловкими движениями сняла с запястий цепочки и сложила их тускло поблескивавшей кучкой на стоявшую рядом со стулом скамеечку, чтобы можно было погладить темные густые волосы.

— Не может быть! — всхлипывала Женя. — Не может быть, я никого не убивала! Я не хотела так… а теперь вы говорите, что я потеряла душу! Я проклята, я попаду в ад, но я же ничего не сделала! Ничего! Я не хотела этого…

Хотел ли этого Исидро, когда его давно исчезнувший мастер взял его в темноте одного из лондонских погостов? Дал ли он согласие, чувствуя, как жизнь утекает из него, и зная, что лежит за теми вратами, сквозь которые его влекла чужая воля?

— Я попаду в ад…

— Нет, — Лидия подумала, что за эти слова она сама может попасть в ад — если, конечно, такое место существует. — Ты же сказала, что никого не убивала, так что в этом отношении ты по-прежнему невинна, как дева перед алтарем.

— Она тоже так нас называет, — прошептала Евгения дрожащим голосом. — Своими девами.

Лидия не стала говорить, что Исидро называл так птенцов, которые уже превратились в вампиров, но еще не совершили первого убийства. По его словам, в этот период они находились в полной власти своего создателя и были наиболее уязвимы, потому что им не хватало внутренней силы, питаемой смертью жертв. Вместо этого она снова попыталась расспросить девушку:

— Расскажи мне о ней. И о том, что с тобой произошло.

Как и Исидро, Петронилла Эренберг соблазняла своих жертв через сны.

Лидия подумала, что в умении проникать в сновидения намеченных жертв Петронилла явно уступала испанцу, но методы их были схожи. Бедность Евгении, жалость к семье и живущим в убогих трущобах друзьям, глубоко укоренившийся в славянской душе мистицизм, который только и мог даровать утешение неимущим — вот на что отвечали во сне голоса, вот о чем говорила невероятной красоты женщина, которая пообещала: «Ты поразишь это зло. Ты сможешь спасти и изменить мир».