Барбара Хэмбли - Кровавые девы

Тогда что?

В час дня за ней заехала баронесса Сашенька, облаченная в умопомрачительное лавандовое платье от Пуаре, при взгляде на которое Лидия почувствовала себя неуклюжей школьницей; вместе они отправились в модный ресторан «Додон», чтобы позавтракать в обществе избранных членов Круга Астрального Света («Дорогая моя, без вас мне не обойтись, ведь там будет эта ужасная Муханова, с ее рассуждениями об исконной мудрости русского крестьянства, и я хочу, чтобы вы были рядом, потому что ваш муж хотя бы говорил с крестьянами…»).

Пока ловкие татары-официанты накрывали на стол (Сашенька верно угадала предмет обсуждения, начатого мадам Мухановой), Лидия спросила о монастыре святого Иова и получила в ответ поток противоречивых сведений о призрачных огнях и звуках, тайных обрядах иллюминатов, развращенных средневековых настоятелях, скандалах восемнадцатого столетия и дурном управлении, которое и привело к закрытию обители. Вычленить из всего этого вороха сплетен полезные факты, которые могли бы указывать на вампиров, или хотя бы определить, какие из слухов основываются на действительных происшествиях, казалось невыполнимой задачей.

— Говорят, между монастырем и принадлежавшими ему обителями проложены тайные ходы, и тянутся они на много миль…

— Я слышала, что при императрице Елизавете там обнаружилось гнездо еретиков, и всех их замуровали в подземных кельях…

— Но эти кельи — они же располагались не очень глубоко? — Лидия оторвала взгляд от грибов и гренков и озадаченно посмотрела на собеседницу. — Я хочу сказать, монастырь ведь стоит рядом с рекой.

— В том-то все и дело, дорогуша, — мадам Муханова положила хрупкую ладонь ей на запястье и заглянула в глаза. — Их замуровали заживо, и когда Нева поднялась, кельи затопило. Все они утонули…

— Честно говоря, милые мои, то же самое можно сказать о моем подвале, — вставила баронесса Сашенька, вызвав у присутствующих смех.

— Смейтесь, если хотите, — мадам Муханова попробовала рассыпчатую кашу, которую в «Додоне» готовили необычайно вкусно. — Но простой люд, с присущей ему мудростью, избегает этого места…

— Простой люд избегает этого места потому, что кто-то каждый квартал платит немалую сумму, чтобы полиция никого туда не подпускала, — отозвалась миловидная мадам Татищева, жена начальника полиции.

Попытка разузнать побольше о мадам Эренберг тоже закончилась ничем, хотя Лидия и уяснила себе, что немку в обществе недолюбливают («Знаете, она такая решительная… а этот бедняга Тайсс, которого она полностью прибрала к рукам? Раньше он бывал повсюду — он такой очаровательный, — но теперь, когда она взялась опекать его, найти его можно только в лечебнице да в лаборатории…»).

Лидия подумала, что женщина, которую настоящая Петронилла использует как прикрытие, должна была приехать в Петербург вместе с хозяйкой… а значит, здесь едва ли удастся установить ее настоящую личность.

— Они любовники? — вопрос показался бы невероятным в Оксфорде и даже в Лондоне, но часто звучал за накрытым к чаю столом в Петербурге.

— Думаю, да, — ответила Татищева, слизывая с пальцев crème fraiche . [20] Сметана ( фр. ) — Во всяком случае, когда я встретила ее у Кустова, где этот красавчик Буренин читал свои стихи… знаете, Буренин создал совершенно новый язык поэзии, чтобы освободиться от тех уз, что наложили на слова старые значения и привычный образ мышления… Так вот, она — эта Эренберг, я имею в виду, — собралась уезжать, утверждая, что все это — лишь пустая трата времени. Она сказала, что не стоит искать новых смыслов для Любви, ведь и старые вполне годятся, даже в наше время… Разумеется, все это было совсем некстати…

— Мне показалось, она говорила, как влюбленная женщина, — сказала Сашенька.

— Или женщина, испытывающая чувство, которое нас приучили считать любовью, — вмешалась юная графиня, считавшая себя весьма современной. — Которое называют любовью священники, родители и мужчины.

— Откуда немке знать о любви? — мадам Муханова презрительно взмахнула унизанной кольцами рукой. — Чего можно ожидать от этих людей? Им не понять русской души.

И она прижала руки к сердцу, словно ее русская душа готова была исторгнуться из груди и явить себя во всем великолепии собравшимся дамам.

Последовавшее после этого обсуждение русской души затянулось на два часа, и Лидия не решилась снова перевести разговор на Петрониллу Эренберг, опасаясь, что той станет известно о проявляемом мадам Эшер интересе. «Джейми, — подумала она, наскоро записывая в блокнот новые сведения: лабиринт, склеп, защита полиции. — Надо рассказать обо всем Джейми».