Юлия Ламичева - Пастухи призраков (СИ)

Ворон покосился на Лену: «Как я тебе?». Серые с чёрным кантом крылья, траурный клюв. Ветерок ерошил пух на груди.

– Странно всё же, что люди его видят, – с сомнением произнесла Лена.

– В обычном состоянии сознания – только я и ты.

– Ещё Нюся, – поправила Лена. – Хотя с Нюсей не всё понятно. В обычности её состояния я иногда сомневаюсь. Забей, проехали.

– Не думаю, что его возможно «увидеть» в строгом понимании этого слова. Скорей всего, мы ощущаем его присутствие, а воображение дорисовывает форму в силу привычки к формам.

– Положим, Нюся много чего видит, но почему я?

– Такие сущности питаются эмоциями родственной им природы. Природа ворона – любовь ко мне-любимому, прости за тавтологию. Кроме тебя и Нюси… его никто никогда не видел. Во времена романтичной юности меня это иногда печалило, впрочем, настоящим романтиком я не был. Хочу сказать, мне приятно, что ты…. Способность Нюси видеть ворона также свидетельствует о её… небезразличном ко мне отношении.

– Небезразличном, ага. Загнул ты, пап. Да Нюська от тебя пищит! А можно его потрогать? Или хотя бы к нему подойти?

– Как бы тебе объяснить…. – Иннокентий пошевелил пальцами. – Ворон не относится к существам, находящимся где-то и когда-то. Единственное, в чём я уверен, так это в том, что он всегда со мной. Как твой волк – с тобой.

Лена остановила кресло на повороте так резко, что едва из него не вылетела.

– Не называй ту тварь «моей», ясно?! Вдобавок теперь она где угодно, только не там, где я.

– Не люблю говорить такие вещи, но ты поспешила, – строго произнёс Иннокентий. – Следовало…

– …объездить всех экспертов по непознанному из числа твоих пациентов? Мерси! Ромка с удовольствием не поспал бы месячишко-другой. Совсем забыла, Саша зуб давал, что Ромку вот-вот сожрут. И вообще, ты же понятия не имеешь, что я сделала.

Под взглядом Иннокентия Лене сделалось неуютно.

– Догадываюсь: я, знаешь ли, был знаком с твоей тётей Идой. Благодаря ей я занялся психиатрией.

– Не преувеличивай, все было не настолько запущено.

– О, напротив, довольно забавно. Просто во времена моей молодости психиатрия являлась одним из немногих легальных способов изучать некоторые возникшие у меня после общения с Идой вопросы, – пауза повисла под потолком, вильнула хвостом и пропала. – Насколько я понимаю, ты тоже умеешь уговаривать .

– Умею, – чопорно кивнула Лена.

– Что конкретно ты приказала волку?

– Ну, не приближаться ко мне, к Нюсе, Фанте и Ромке, – Лена заёрзала. – Пап, я сволочь, про тебя я забыла. Привыкла думать, что с тобой ничего не может случиться.

– А со мной действительно ничего не может случиться, – лучезарно улыбнулся Иннокентий. – Но у тебя, кажется, немало других родственников?

– Мне весь список надо было зачитать? – огрызнулась Лена. – Пусть сами о себе позаботятся, их очередь отдуваться.

Тренькнул дверной звонок, оповещая, что кушать подано. Официант явил собой нечто бестелесное, донельзя гармонировавшее с темой разговора.

Лена ковырнула вилкой кусок мяса, украшенный кокетливыми листиками. К мясу полагался соус, от запаха которого чесались ноздри. Несмотря на бросающуюся в глаза щуплость, покушать Лена любила, провоцируя тупые шутки на тему глистов. Сегодняшняя еда превзошла всё, до сих пор попадавшее к ней в тарелку, так что проблема загробных сущностей временно отошла на задний план. Праздник подпортило вино: Лена понимала, что оно дорогое, но, чтобы его заценить, надо пить такое с детства, а не пойло из банок сосать. Говоря по правде, Лена предпочла бы этого самого, из банки – хоть бы и джина с тоником.

Окончательно убедившись в тщетности попыток впихнуть в себя кусочек чего бы то ни было, она сумрачно оглядела бокал, выцедила залпом и поковыляла на террасу. Трудно сказать, в какой момент исчез ворон – или, вернее, когда Лена перестала его видеть. Вдохнув вечернего пыльного воздуха, она вернулась в кресло и резко обернулась – ворон красовался на прежнем месте.

Иннокентий с усмешкой наблюдал Ленины манипуляции.

– Оставь птичку, – посоветовал он, – голова разболится.

Виски, в самом деле, обложило ватой, глаза слезились. Лена демонстративно раскрутила кресло спинкой к террасе.

– Пойдём на крышу? – предложил Иннокентий.

– У тебя персональный лаз? – хмыкнула Лена.

– Возможность покурить на крыше всегда была для меня существенным критерием при выборе жилья.

Иннокентий поманил Лену в спальню. Он до смешного мало обживал помещения, и эта квартира не стала исключением. Кроме ноутбука, имущество Иннокентия состояло из небольшого чемодана и приклеенного скотчем над кроватью портрета Беранже, вырезанного из старого журнала (Иннокентий таскал с собой портрет чуть ли не со школы). В остальном интерьер пентхауса отличался стерильностью трёхмерной иллюстрации. Пройдя по винтовой лестнице в виде книжных шкафчиков, Иннокентий толкнул стеклянный люк, и Лена вылезла в садик на крыше – с дощатыми дорожками, стрижеными ленточками газончиков и деревьями в кадках. Всё вместе производило впечатление великанского бонсая.