Гильермо Дель Торо - Форма воды

Стрикланд расслабляет руку, и из нее выпадает нечто длинное и оранжевое. Неужели Флеминг этого не видит? Это электрохлыст, случайное оружие хулигана, и пульс Хоффстетлера учащается. Он шагает на цыпочках, точно ребенок, и пытается убедить себя, что девонианец в порядке.

Стрикланд держит нечто в искалеченной руке, но слишком маленькое, его не видно. До этого момента Хоффстетлер был обеспокоен; сейчас он по-настоящему испуган. Он никогда не встречал человека подобного Стрикланду, столь непредсказуемого, сплошное проявление концентрированного подсознания.

– Стандартная процедура, – говорит тот. – Дисциплинарные меры.

Хоффстетлер ускоряет ход, обгоняет Флеминга, его щеки вспыхивают в горячечном сиянии, что исходит от ухмылки Стрикланда. Дисциплинарные меры… возможно; в конце концов, тот потерял два пальца… но стандартная процедура? Нет! Ничего стандартного здесь быть не может.

Девонианец выглядит ужасающе: швы на ране от гарпуна разошлись, кровь течет из подмышки, по лбу и по затылку тоже. С серых губ свисают пряди загустевшей слюны, достаточно длинные, чтобы касаться лужиц смешанной с соленой водой крови на полу.

Хоффстетлер падает на колени рядом с существом, не испытывая ни малейшего страха: оно в цепях и, более того, имеет силы разве что на дыхание, а не на попытку укусить. Проводит ладонью по ране, густая и темная кровь пятнает его пальцы, течет к запястью.

Ему нужна марля, ему нужны бинты, ему нужна помощь… много помощи!

Флеминг прочищает горло, и Хоффстетлер думает: «Да, пожалуйста, вмешайся, останови это, он не будет слушать меня!» Но то, что исходит из уст Флеминга, так далеко от упрека, как только Хоффстетлер может вообразить:

– Мы не хотели прерывать ваш завтрак.

Только тон, которым произнесена эта нелепица, может заставить Хоффстетлера отвести взгляд от истерзанного девонианца.

Стрикланд глядит вниз, точно мальчик, пойманный за кражей сладостей, и открывает ладонь, в которой оказывается единственное белое яйцо. Выглядит все так, словно он пытается осознать значение этого предмета, но, по мнению Хоффстетлера, это слишком хрупкий объект, чтобы такое животное могло его понять, слишком отягощенный смыслом, чересчур символичный, знак нежного и безостановочного движения жизни.

Стрикланд пожимает плечами, роняет яйцо в корзину для мусора.

Для него в нем нет никакого смысла.

Для Хоффстетлера все обстоит противоположным образом: он не забыл и никогда не забудет, как молчаливая уборщица держала белый овал в руке, вальсируя перед девонианцем.

Очень медленно он поворачивает голову, будто небрежно изучает состояние Ф-1. Шея хрустит, выдавая его, но он стреляет глазами в каждое из мест, где можно спрятаться. Под столами. За резервуаром. Даже в бассейне.

Хоффстетлер тратит десять секунд, чтобы найти Элизу Эспозито – с расширенными глазами и сжатыми челюстями, она скрючилась внутри шкафчика, и собственное тело мешает прикрыть дверцу.

Он чувствует, как потоки крови, текущие через шею, удушают его.

Он смотрит на нее, не отводя глаз, затем опускает веки – универсальный знак. Хоффстетлер надеется, что она поймет его правильно, как «сохраняй спокойствие», хотя он знает, что уборщица, скорее всего, в панике.

Сложно представить, что будет с женщиной, если ее поймают – это не воровство туалетной бумаги; мелкая сошка из ночной смены в лапах кого-то вроде Ричарда Стрикланда? Она может просто исчезнуть без следа в том же ночном тумане с залива.

Но Элиза нужна для того, чтобы сохранить девонианца в живых, и нужна куда больше, чем вчера, учитывая новые раны, так что Хоффстетлеру требуется отвлечь Стрикланда.

Он поворачивается спиной к девонианцу.

Вред для уборщицы гипотетичен, вред для этого уникального организма вполне реален, он велик и может привести к смерти, если Хоффстетлер не переместит существо в исцеляющую воду как можно быстрее.

– Вы не можете так с ним поступать! – кричит он.

Стрикланд и Флеминг уже начали беседу, но тут они осекаются, и в лаборатории воцаряется тишина, нарушаемая лишь судорожными вздохами девонианца. Хоффстетлер сердито глядит на Стрикланда, а тот, по всей видимости, получает удовольствие, наблюдая за мятежом мягкотелого интеллектуала.

– Это животное, не так ли? – бормочет Стрикланд. – Его нужно приручить, и все.

Хоффстетлер знает, что такое настоящий страх, он испытывает его всякий раз, передавая украденную информацию. Но никогда тот не смешивается с подобным гневом. Все, что он делал, говорил или чувствовал по поводу девонианца, кажется в этот момент поверхностным, даже ветреным.