Гильермо Дель Торо - Форма воды

Его спор с Михалковым по поводу того, умнее ли собаки это существо, их дебаты насчет Хаксли и Уэллса.

Он неожиданно осознает, что организм в Ф-1 в некотором отношении – что-то вроде ангела, снизошедшего в наш мир, чтобы сделать его лучше, но сбитого метким выстрелом, пришпиленного к плите из прессованной пробки и снабженного ярлыком «дьявол».

Он сам принял участие в этой операции и погубил душу.

Хоффстетлер выпрямляется и шагает к Стрикланду, сходится к ним лицом к лицу. Его очки, немного сползшие, запотевают, и он не в силах удержаться, он надувает губы, точно хмурый malchik, бросивший вызов pape.

Он никогда не общался тесно со Стрикландом и надеется, что ему и не придется. Сегодня Флеминг явился с новостями, и Хоффстетлер подозревает, они могут стать тем инструментом, что позволит удержать Стрикланда в узде.

Он молится, чтобы Элиза продержалась еще несколько минут.

– Скажите ему, мистер Флеминг, – говорит он. – Скажите ему о генерале Хойте.

Сами эти слова оказывают воздействие на Стрикланда.

Это слабое утешение, но все же утешение для Хоффстетлера видеть то, чего он никогда не видел ранее: лицо Стрикланда искажается, словно складка проходит через него. Глаза становятся потерянными, на лбу возникают морщины, брови ощетиниваются, губы дрожат.

Стрикланд даже делает шаг назад, наступает на что-то и смотрит вниз, словно впервые замечает перевернутые столы и разбросанные инструменты – беспорядок, который он сам сотворил и даже не пытался скрыть. Он прочищает горло, машет рукой туда, где по полу растеклась лужа, и, когда он говорит, голос его ломается, точно у подростка.

– У… уборщики… Им нужно… убираться лучше…

Флеминг тоже откашливается:

– Мне не хотелось бы быть грубым, мистер Стрикланд, но доктор Хоффстетлер прав. Генерал Хойт позвонил мне этим утром, прямо из Вашингтона, и попросил приготовить для него некий документ. Разъяснение тех двух различных подходов к Образцу, которых придерживаетесь вы и доктор Хоффстетлер.

– Он… – лицо Стрикланда обвисает. – Звонил… тебе?

Тень напряжения читается в слабой, принужденной улыбке Флеминга, но гордость там тоже есть.

– Беспристрастный наблюдатель, – говорит он. – Вот кого разыскивал генерал Хойт. Моя задача – собрать информацию и предоставить ее, чтобы он мог вынести взвешенное решение, определить, какого курса держаться.

Стрикланд выглядит так, словно его вот-вот стошнит: лицо белое, губы лиловые. Голова слегка наклонена, будто висит на ржавом сочленении, и на планшет в руке Флеминга он смотрит как на лезвие готовой к работе дисковой пилы.

Хоффстетлер не понимает, что за власть у Хойта над Стрикландом, но ему все равно. Это преимущество – для него, для девонианца, для Элизы, и он спешит им воспользоваться.

– Во-первых, Дэвид, вы можете сказать, что я, как ученый и как гуманист, умоляю его недвусмысленно запретить подобное обращение с Образцом, исключить односторонние решения, способные повредить тому, кого мы исследуем, без причины. Наш проект пока еще не выбрался из колыбели! Мы можем столько узнать от этого существа, и вот оно, изуродованное до полусмерти, задыхающееся, пока мы болтаем. Давайте вернем его в резервуар!

Флеминг поднимает планшет, его карандаш летает по листу бумаги, и это значит, что возражение Хоффстетлера записано. В груди у него теплеет, он ощущает триумф и вновь находит Элизу взглядом, чтобы показать ей: все будет в порядке, и лишь затем смотрит на Стрикланда.

Тот таращится на каракули Флеминга, его челюсти дрожат, в глазах – ужас.

– Ннн… – произносит Стрикланд; выброс невербального расстройства.

Хоффстетлер возбужден, полон той самой энергии, которой он привык пользоваться во время больших лекций в университете. Быстро, не давая противнику выдавить что-то более членораздельное, он становится на колени рядом с существом и указывает на трепещущие жабры и содрогающуюся грудь.

– Дэвид, если вы желаете, то запишите и это. Смотрите, как оно переходит… спокойно, без труда от одного механизма дыхания к другому, принципиально отличному? Слишком смело будет надеяться, что мы сможем скопировать искусственным образом все его амфибийные функции… секреция липидов, кожное поглощение влаги, дыхательные эмульсии… Скажите генералу Хойту, что я уверен в том, что, если у нас будет достаточно времени, мы сможем создать обогащенные кислородом заменители, сфабриковать некое подобие осмотической регуляции.