Гильермо Дель Торо - Форма воды

Она извинилась, мужчина усмехнулся и велел ей не робеть, она заметила, что все равно не съест пончик целиком, а он ответил, что съест, поскольку Джерри печет их так, что пальчики оближешь.

Он флиртовал, но не особенно навязчиво, и в этом странном мире Лэйни была способна на все, и когда мужчина отвесил комплимент ее голосу, она изобразила, что привычна к подобной лести, и рассмеялась.

«Я серьезно, – сказал он. – У вас сильный и мягкий голос. Он сочится терпением».

Недоступное чужим взглядам сердце, скрытое завесой выдержки, забилось чаще.

«Сочится, – сказала она. – То слово, которое всякая женщина хочет услышать».

Мужчина хохотнул и заметил: «Скажите, на кого вы тут работаете?»

«Ни на кого».

«А ваш муж работает здесь?»

«Нет, ничего подобного».

Он щелкнул пальцами:

«Косметика “Мэри Кэй”. Девчонки сверху без ума от нее!»

«Я сожалею, но я просто заглянула… просто заглянула».

«Правда? Хей, это может прозвучать слишком смело, но не ищете ли вы работу? Мое место – в небольшой рекламной компании наверху, и нам нужен новый секретарь. Меня зовут Берни. Берни Клэй». – Берни протягивает руку, и, не успев передать ему пончик с лимоном, Лэйни понимает, что все изменилось.

В течение следующего часа она представила себя как Элейн, вместе с Берни поднялась на сверкающем эскалаторе, последовала за ним через комнату ожидания с модными алыми креслами и опустилась на стул в его кабинете, мимо которого шлялись дюжины веселых мужчин и женщин, бросавших на нее любопытные взгляды – не враждебные, но и не дружественные, полные недоумения по поводу того, что дамочка с такой прической тут делает.

Лэйни знает, что подобное было, но вспоминаются только обрывки.

Что она помнит целиком – мгновенные расчеты, которые она проделала по поводу расписания мужа и детей, ведь и то и другое надо учесть, взвешивая предложение Берни; небрежный тон – она не могла поверить, что способна на подобное: им она выдала, что готова работать только в эти часы, и ни в какие другие.

«Зато я сделаю все, что в моих силах» – сказала она.

Она слышит удар, когда Тимми пинает стул, прежде чем усесться, мягкий звон ложки Тэмми в ее миске. Поворачивает голову, чтобы поймать отражение в шкафу, набитом фарфоровой посудой, и думает, что первым делом бросаются в глаза ее кудри.

Секретари в «Кляйн&Саундерс» носят подрезанные, гладко зачесанные волосы, и, хотя Лэйни проработала там всего пару дней, она начала думать над тем, каково будет ей с другой, совершенно другой прической.

Элиза подозревает, что в ее жизни никогда не будет таких ночей, чудесных, полных удовольствия. Встречи в Ф-1 слишком удивительны, чтобы осознать их во всей полноте. Она оживляет их в памяти снова и снова, как захватывающие сцены из кино, показанного на пятидесятифутовом экране «Аркейд синема», в то время как обычную жизнь демонстрируют по крошечному ТВ Джайлса.

Как весь бассейн вспыхивает электрическим огнем, едва она входит в лабораторию. V-образная волна на поверхности отмечает скольжение существа под водой навстречу ей. Вареные яйца, столь же гладкие и теплые, как кожа младенца, его голова, поднимающаяся из воды, глаза, все еще золотые, но не такие яркие, более человеческие, и мерцающие, а не пылающие.

Уютное, мягкое аварийное освещение, словно подсветка рождественских яслей. Массивные «клинки» на руках существа, двигающиеся настолько деликатно, что он мог бы погладить птенца. Выражения лица, о которых она сама забыла, что они ей доступны: прикушенная от воодушевления нижняя губа отражается в металле хирургических столов, расширенные глаза – в воде бассейна, беззаботная улыбка – в его сияющих глазах.

Даже ежедневная «пахота», угнетающая прелюдия перед визитом в Ф-1, гаснет в этом свечении. Утренние яйца не просто бултыхаются в кастрюле, а весело плещутся. Никакого больше мрачного переползания из комнаты в комнату, она движется как Боджанглес.

Ее выбор обуви с каждым днем становится все больше похожим на шоу, она струится вниз по пожарной лестнице «Аркейд» так, словно та покрыта блестками, танцует на только что вымытом полу «Оккама», наблюдая, как ее яркие туфли отражаются в нем, напоминая сияющее рассветное солнце над озером. Зельда подтрунивает над жизнерадостным настроем подруги и говорит, что Элиза ведет себя как она сама, когда они с Брюстером только встретились, и этот комментарий Элиза отвергает, притворяясь, что она рассержена.