Гильермо Дель Торо - Форма воды

Она привыкла чувствовать стекло со всех сторон, невидимые стены лабиринта, в котором она как в ловушке. Но теперь все не так, она поверила, что видит путь к выходу из лабиринта, и он ведет через Ф-1.

Сегодня музыка джунглей не включена, и Элиза достаточно потрудилась, сводя в таблицу данные об активности в лаборатории, делая крохотные метки на своем ЛПК. Теперь она знает, что никто из ученых не остался допоздна, чтобы сменить пленку; «Оккам» пуст.

Зельда занята на противоположном конце здания, так что Элиза смело шагает через красную линию и поднимает первое яйцо.

Существо изгибает спину, чтобы подплыть ближе, и Элиза сражается с желанием улыбнуться и отдать ему то, что он хочет, до того, как он заслужит подношение. Распрямляет спину, держит яйцо кончиком вверх.

Существо держится на месте силой магии: если оно гребет руками или ногами, она этого не видит. Медленно его большая рука поднимается из бассейна, потоки струятся меж шипов, по канавкам на груди. Его пальцы изгибаются словно руки, пытающиеся обнять кого-то, и формируют знаки: Я-Й-Ц-О.

Она стоит бездыханная, прячась за улыбкой.

Она кладет яйцо на бортик и смотрит, как он берет его, не диким наскоком, как на прошлой неделе, а осознанно и спокойно. Она бы посмотрела, как он снимает скорлупу, чтобы убедиться, что он справляется лучше, чем раньше, но вес мешка в руке делает ее нетерпеливой.

Не отводя глаз, она шагает спиной вперед, пока не упирается бедром в столик, где стоят магнитофон и радиола. Изучает ее как следует и поднимает крышку, под которой скрыт проигрыватель для пластинок.

Элиза уверена, что именно такая радиола оказалась тут случайно, ее просто нашли в одной из лабораторий и притащили сюда. Она вытаскивает из пакета для мусора пыльные реликты забытой молодой жизни, лежавшие в шкафу много лет: пластинки, их она прекратила слушать примерно тогда же, когда прекратила верить, что у нее есть для этого причина.

Она принесла слишком много, десять или пятнадцать, но как она могла заранее понять, какой музыки потребует момент?

«Песни спокойного настроения» Эллы Фитцджеральд – не покажутся ли ему они смущающими? «Песни Чета Бейкера» – не звучат ли они наподобие охотящейся акулы? Альбом группы «Чордеттс» [34] Элла Джейн Фицджеральд (1917–1996) – американская певица, легенда джаза; Чесни «Чет» Генри Бейкер (1929–1988) – американский джазовый музыкант и певец; квартет «Чордеттс» – женская группа исполнительниц популярной музыки, работавшая с 1946 по 1961 гг. – не подумает ли он, что в комнате внезапно оказалось много женщин?

Лирика неожиданно выглядит не самой хорошей идеей, так что она берет первый попавшийся под руку инструментальный диск – «Серенада любовника» Глена Миллера [35] Олтон Гленн Миллер (1904–1944) – американский музыкант, руководил одним из лучших свинговых оркестров в 1930-1944 гг. . Вытряхивает из обложки и вставляет в проигрыватель.

Смотрит на существо и делает знак «запись».

Затем включает проигрыватель, опускает иглу, и звуки оркестра пробуждаются к жизни, сотрясая Элизу до глубины души. Пианино, барабаны, струнные и трубы ныряют и парят, схватывая ритм до того, как тромбон повиснет надо всем подобно брошенному в небо голубю.

Она смотрит на бассейн, уверенная, что существо подумает: она предала его, устроила засаду. Но он неподвижен до такой степени, будто вода в один миг замерзла. Скорлупки от наполовину очищенного яйца плывут в сторону, нетронутые, – физическое выражение того, насколько он поражен.

Элиза поднимает иглу с вращающейся пластинки, тромбон замолкает с мрачным писком. Изображает улыбку, пытаясь убедить существо, что все в порядке. Напрасно. Поскольку все и так в порядке. Все более чем в порядке.

Канавки на его чешуйчатом теле светятся, и она вспоминает статью о биолюминесценции, химическом свете, который испускают некоторые рыбы, – Элиза представляла его похожим на сияние светлячков, крохотные лампочки в ночной тьме. Только здесь сладостное мерцание исходит из всего тела существа и превращает бассейн из чаши тьмы в горсть ярко-голубого огня.

Он слышит музыку, несомненно, но он также чувствует ее, отражает ее, и с помощью этого отражения она может слышать и чувствовать музыку так, как никогда раньше. Мелодии Глена Миллера обладают цветом, формой, текстурой – как она не замечала этого?

Его свет угасает, и она не может представить воду в бассейне темной.

Она роняет иглу на пластинку, и саксофонное соло вырывается из энергичного громыхания оркестра. В этот раз она не отводит глаз от существа, и его свет не просто расцвечивает воду – он оживляет ее, наполняет бирюзовым сиянием, что отражается от стен лаборатории подобно жидкому огню.