Коллектив авторов - Старые долги

— И как, поняли? — спросила Матильда, чтобы что-то сказать. Кошки разберут, чего Савиньяк добивался на самом деле.

— Возможно.

Она взяла из шкатулки пистолет, осмотрела: новенький, ни следа пороха. Заранее, выходит, привез с собой? Все продумал? А если б она все-таки проиграла, под каким предлогом подарил бы?

Только дурная кобыла упирается, когда ее тянут к овсу, но Матильда не любила, когда за нее решали, а не то лет сорок бы уже грелась на морисском солнышке. И с чего она вспомнила нынче про это…

На полу под окном лежали ветки рябины — много, целая охапка. Матильда остановилась, держась рукой за высокую спинку кровати: сердце закололо, а потом пустилось вскачь.

Она подняла ветки, приложила к лицу, нюхая запах поздней осени, и поняла наконец, кого ей напомнил взгляд Эмиля — агарисского шада.

Анчия сперва сладкая, а потом горько так, что не заесть и не запить. А рябину распробуешь только после холодов, когда все пожухнет и одни красные грозди останутся пылать в опустевшем лесу…

Матильда бездумно оторвала ягодку и положила в рот.

Здесь еще стояло тепло, и рябину не прихватило заморозками, ягода была сочная и горькая. Горечь ушедшего, небывалого и невозвратного выбила слезы из глаз, но разрыдаться как следует Матильда не успела: в приоткрытое окно негромко постучали.

— Ваше Высочество?

— Хватит этих высочеств…

Месяц облил блеском светлые волосы, Эмиль подтянулся и спрыгнул с подоконника на пол.

Анэсти сроду б вот так не полез, зато мориски когда-то тащили ее как раз через окно.

Матильда предупреждающе выставила перед собой рябиновую ветку. Золотая ночка давно прошла, но чем Леворукий не шутит, пока Создатель спит.

— Съешь.

Эмиль откусил ягоду прямо с ветки, смешливо поморщился:

— Горькая.

— Значит, живой. — Матильда отбросила рябину.

Собираясь похоронить себя в Сакаци, она и в мыслях не представляла, что когда-нибудь ее еще подхватят крепкие руки, и будет горько и сладко почувствовать, что еще жива…

Матильда вовсе не вышла бы провожать, если бы не хозяйский долг. Гостям — хорошего пути, а ей — благодарить судьбу за последний нежданный подарок.

Она постаралась, чтобы улыбка не походила на уксус, и шагнула наконец на крыльцо.

Нет, зря она сравнила Лионеля с Приддом, надо было — с Вороном: оба, когда хотят, обходительны до тошноты, а зубищи, как у багряноземельского крокодила, все равно не спрячешь. Матильда улыбнулась Арно, оглядывавшему напоследок Анэмский хребет.

— Прощайте.

— До свидания. — Эмиль на мгновение обжег взглядом и не добавил «Ваше Высочество».

В петлицу была вдета веточка рябины. Вот паршивец…

Трое всадников, уже неразличимых издалека, остановились на гребне. Матильда напрягла зрение, пытаясь понять, помахали оттуда или показалось. Потом силуэты превратились в точки и исчезли за горой.

(Цикл «Отблески Этерны»)

После Излома минуло пятнадцать лет, но мир так и не оправился от потрясений и потерь.

Рябиновое пламя заката угасло в душной тишине, не нарушаемой даже перестуком копыт, которые увязали в густой, кажущейся серой в сумерках дорожной пыли, но север продолжал полыхать. Альберто придержал коня, с удивлением и растерянностью вглядываясь в алую, как глаз взбесившейся крысы, зарницу над неровной линией холмов.

— Что это? — спросил он остановившегося чуть позади теньента в черно-белом мундире. Тот проследил за взглядом и равнодушно проронил:

— Чума, ваша светлость.

Альберто скривился и тронул поводья. Конь пошел мягкой рысью.

Берто уже четырежды четыре раза проклял себя за то, что поддался на уговоры отца и согласился лично посетить талигойскую столицу. По эту сторону перевалов все было серым и мертвым, словно выгоревшим пятнадцать лет назад в огне Излома и так и не восставшим из пепла. Начавшиеся в прошлом Круге потрясения словно бы не заканчивались, плавно перетекая из одного в другое. А теперь еще и чума…

Моровые поветрия пришли из разоренного противостоянием морисков и талигойцев Алата, опустошив только начавшие приходить в себя провинции Эпинэ. Деревни и поместья стали превращаться в гниющие язвы, которые недолго думая приказали выжигать огнем. Альберто прекрасно понимал, что регентский совет не может допустить распространение мора на север, но принять столь жесткие меры не мог.