Простые пути уже давно перестали казаться ему самыми верными, хоть он и первый поддержал решение отца об отложении от Талига.
Альберто усмехнулся. Отрубить загнившую часть, чтобы спасти человека — это самое верное решение, но спасать руку, отделяя ее от умирающего тела — это как минимум странно. Но если больше ничего не можешь сделать, остается бороться за то, что еще можно сохранить.
Олларии они достигли с первыми лучами тусклого рассвета, но радости от прибытия Альберто не ощущал. Едва въехав в ворота, он захотел развернуться и отправиться в обратный путь, наплевав на всю важность предстоящих переговоров. Во рту появился противный кислый привкус, словно сам воздух в столице перебродил и заквасился.
Дом на улице Мимоз, отданный посольству Кэналлоа, слепо глядящий пустыми окнами, выстуженный и необжитый, навевал воспоминания о неупокоенных мертвецах. В тишине коридоров, по которым исполнительными тенями скользили слуги, глохло даже эхо шагов. И не поверишь, что здесь когда-то жили, пели, пили… предавали. Непрошеные воспоминания мимолетно кольнули душу, но Альберто только отмахнулся от неуместных напоминаний услужливой памяти. Пятнадцать лет — достаточный срок, чтобы если не забыть, то смириться.
А смириться пришлось со многим.
Альберто швырнул дорожную куртку в кресло, глядя на занимающееся в камине пламя. Робкие лепестки неуверенно облизывали сырые поленья, исходящие серым паром. На душе было паршиво, а память со злорадством заклятого врага подсовывала все новые и новые картины.
Сизый пороховой дым мешается с тянущимся с берега туманом. Слабый ветер не нарушает покоя морской глади, и огромные одетые в паруса линеалы казались бы застывшими в безмолвии птицами, если бы не слитные залпы орудий. Берто уже потерял счет времени, не замечая склянок за звуками битвы, вымотавшей и их, и «гусей».
Казалось, в этой беспрерывной канонаде был лишь один перерыв: когда на вывалившейся из линии, потрепанной «Астере», прочно связанной упавшей грот-мачтой с гусиным флагманом, взорвалась крюйт-камера, отправив оба линеала на дно. Или загорелась от меткого залпа «Надежда Кесарии»? Один Леворукий знает, что творилось на сцепившихся в последнем бою и безнадежно отставших от эскадр кораблях.
У дриксов больше нет надежды, а паруса талигойцев больше не наполнит кэналлиец. Но… Альберто кидает быстрый взгляд на спину расправившего плечи незыблемого, казалось бы, Альмейды и через силу улыбается. С ними альмиранте. А Кальдмеер, за которым сплотились последние гусиные силы, ушел вместе с Вальдесом…
Альберто досадливо потер виски, глубоко вздохнул. Пахло не морем и порохом — сыростью и цветущей под окном гостиной сиренью. Он перегнулся через подоконник, сорвал ближайшее лиловое соцветие. Надо же, столько всего изменилось, а она все еще цветет, как ни в чем не бывало. Альберто рассеянно сжал цветы в кулаке, бездумно глядя на занимающееся над крышами блеклое рассветное марево.
— Мехтенберг взяли, уже слышал? — Арно не поднимает глаз, придирчиво перебирая мелкие фиолетовые цветочки.
— Угу. Конец Лебединой кесарии, печальный, но закономерный. После того, как «китовники» загнали Бруно на гаунасские перевалы, глупо было думать, что побережье долго протянет… — Берто старается говорить ровно, прикусывает травинку, но невольно хмурится.
Гусям, как и китам, приходилось сражаться на два фронта: не получивший от Бруно долгожданного мира Талиг продолжал драться и на море, и на суше. Но «китовников» оказалось больше, и бились они неистовее.
Берто совсем не хочется пересказывать другу то, что увидели на месте последней столицы Лебединой кесарии разведывательные корабли. «Китовники» не взяли город — они его выжгли дотла, отправив в Рассвет не сдававшихся до конца защитников.
Меньше всего в эту короткую увольнительную хочется вспоминать о войне, кажущейся бесконечной. Но Берто не тешит себя иллюзиями: от ее смрадного, воняющего гарью и гнилью дыхания не спрячешься и меж цветущих сиреневых кустов Старой Придды.
Альберто косится на друга и не сдерживает смешок при виде усыпавших штаны и колет сиреневых лепестков. Несколько цветков запутались даже в пушистой светлой челке сосредоточенно обрывающего соцветия виконта Сэ.
— Чего ради ты мучаешь бедные растения? — выдавливает Альберто, кусая непроизвольно расплывающиеся в усмешке губы.
— Ищу цветок Абвениев, — серьезно отвечает Арно и сразу же улыбается. — Пятилистный. Мне нянька однажды сказала, что он исполняет желания.
Читать дальше