Татьяна Мудрая - Девятое имя Кардинены

— Чуден Аллах! Послал мне дикую ослицу и двух антилоп, а теперь еще и необъезженную кобылицу для моей конюшни.

Его юмор она оценила по достоинству, когда узнала имена его женщин: Хулан, Гюзли и Дзерен. Хулан и Гюзли («Кулан» и «Газель») были просто смазливые круглолицые девчушки с союзными бровями на пол-лица, крошечными ротиками и носиками и с гонором, необтертым жизнью. Сразу же стали проходиться по поводу того, что их кахан уехал, едва показав свою «четвертую» шариатскому судье, и оставил ее нетронутой. Тогда она сказала, очень тихо и отведя глаза:

— Я дала моему мужу клятву быть ему верной женой, служанкой, щитом и оружием — как он захочет. И он перед Аллахом эту клятву принял. Кем я при нем буду — не вам ему указывать.

Тут вмешалась старшая жена. Вот Дзерен, «Джейран», была и посейчас, в свои пятьдесят, красавица: узколицая, сероглазая, с медовой кожей, и все ее стройное тело точно пело в движении. Отвела молодуху за локоть:

— Ты хорошо им сказала, но больше так не отвечай.

— Почему?

— Они зубоскалят, потому что им жутковато. Мой Абдо говорил, что когда тебя нашли, то приняли сперва за старуху, потом за злую джинну и лишь убедившись, что ты умираешь от жажды, поняли, что ты обыкновенная женщина.

Кое-что из сказанного она поняла, уже в первый раз переплетая косу. Волосы были того же цвета, что у побратима. (Не думай! Не вспоминай! Он не твой уже.) В палатке Дзерен, где ее поселили, было зеркало: серебряное, полированное. Оно отразило привядшую от ветра кожу, резко выступившие скулы и нос, глаза, где застыла темная вода. Провела рукой по гладкой поверхности:

— Что же Аллах обо мне хорошо позаботился. Кто меня здесь отыщет, если я не нахожу себя сама?

Перед надвигающейся зимой работы им хватало, даром что княжеские жены. Она бралась за всё, что на нее спихивали девчонки и о чем просила Дзерен: черпаком разливала в миски кешиков и конных пастухов жидкое варево из пшена и бараньего сала, пахтала масло и вытрясала войлоки после ночи, штопала халаты и шаровары, валяла сукно и чистила огромные котлы. За последним занятием ее поймала Дзерен.

— Так не годится, — поднесла к своему лицу ее руку, черную от сажи, с расплющенными подушечками и сбитыми ногтями. — У тебя гибкие пальцы, красивые. Что-нибудь приходилось держать в руках, помимо оружия?

Снова затащила ее к себе, принесла таз нагретой воды, мыло в яркой фольге, утиральник. Сбоку положила серебряную коробочку с душистой мазью и футляр с ножницами, пилочками, щеточками для волос, бровей и ресниц. По шагрени футляра вытиснен узор, а на каждой стальной вещице — золотая инкрустация и еще колечко впаяно, на пояс или косник цеплять. В свое время дядюшка подарил Идене почти такой, но не столь замысловатый — с запада, не с востока родом.

— Пользоваться этими игрушками сумеешь? Дарю.

Дзерен была старшая сестра, «аба» Стагира. Трудно было понять — то ли он приближен к Абдо-кахану по причине родственных с ним связей, то ли она так независима благодаря поддержке влиятельного братца. Вообще женщины, хоть на улице и занавешивались вплоть до глаз большим платком, захлестнутым вокруг шеи, в разговорах и повадке были смелее горянок. К мужчинам ниже себя по положению подходили первые и со всеми говорили не отворачиваясь. Ценили себя выше и держали себя с достоинством — выбранные, желанные, недоступные для грязи чужого вожделения.

Действовали здесь и какие-то совсем непонятные запреты. В отсутствие мужчин они с Дзерен прибирались в палатке кахана. Особой роскоши четвертая жена тут не заметила: разве что внутренняя войлочная подкладка под наружный кожаный верх и толстый ковер из того же войлока на полу были чуть новее, чем в семейных шатрах его воинов. Бумаги в футлярах, лакированный столик, где стоят чайник и две чашки, оружие, самое простое по отделке… кое-что из техники… А вот когда Дзерен вошла в дом к Стагиру и ее напарница попыталась следовать за ней, охрана ее не пустила. Один из стражей даже хлестнул по плечу камчой, что висела у него на запястье: небольно и безо всякой злобы, напоказ, будто собаку учат — знай свое место.

Началась зима, малоснежная, с сухим, резким ветром. Земля стала каменной. Скот отогнали в места тебеневки — добывать корм из-под снежного покрова. Дзерен учила «четвертую» прясть на веретене — той, с ее умными руками и сильными пальцами, и это давалось легко.

За веретеном и застал ее, одну в палатке, сестрин братец вскоре по возвращении отряда Абдо-кахана. Она отложила работу, поспешно натянула конец темного платка на рот и нос.