Тут я очнулся вновь. Я осознал, что то, что я видел было не де жа вю, а просто провал сознания, дрёма… Я окончательно очнулся. Открыв глаза, я сначала увидел только какой-то густой белесый туман. Вскоре я понял, что это потолок в комнате, где я лежу. Я хотел приподняться, но не смог. Где я? Когда я поднес руку к голове то, обнаружил, что она забинтована.
Тут ко мне начала постепенно возвращаться память. Я даже понял, что означало моё де жа вю! Последнее, что я помнил от прошлой жизни — было ощущение нежной и теплой женской груди. Поэтому я, наверное, и вернулся из беспамятства через воскрешение последнего физического ощущения. Но что это было? Может, тоже сон? Нет, нет… В памяти моей стала выплывать все более и более явственная картина того, что я видел в последние моменты моей предыдущей жизни… Фу, черт! Да никакая это не прошлая жизнь, а та же самая. Я просто тогда потерял сознание!
Я огляделся. Это госпиталь… Рядом с моей койкой, оборудованной капельницей, сидя на кресле, спала моя жена. Да, да… Я в Америке, здесь близких пускают к постели тяжелобольных в любое время суток практически без ограничений. Значит я уже вернулся из России… Ну, конечно, я припомнил свой полет и даже посадку в Сан-Диего… Да, да! Конечно же, была аварийная посадка!..
Я понял, что жена моя провела рядом с моей кроватью бессонную ночь, пока не свалилась в изнеможении. Сколько было времени, я мог только догадываться — за окном уже забрезжил рассвет.
Что со мной случилось? Значит, я выжил в самолетной аварии… Как? Кто меня спас?
Я пытался повернуться, но при этом невольно застонал. Моя жена, как встревоженная птица, тут же встрепенулась и тоже, видимо, ничего сначала не поняв, осмотрелась вокруг. Но тут же встала, наклонилась надо мной и прошептала: «Слава Богу! Наконец-то ты пришел в себя…» Она тихонечко поцеловала меня в лоб, как целуют засыпающих детей да еще покойников.
Да я и был для нее одновременно и постоянным ребенком, о котором она каждодневно пеклась, и «периодическим» покойником: ведь я перенес две операции на сердце, черепную операцию, дважды попадал в неотложку в бессознательном состоянии, почти в коме, по причине дикого кровотечения (я после установки искусственного сердечного клапана вынужден принимать разжижающий кровь препарат). Так что если я и жив все еще, то только благодаря моему доброму ангелу — моей жене. А вот теперь и новая напасть свалилась на ее голову — крушение самолета, в котором я летел!
Она гладила мою лысую голову, из которой торчали только иголочки редких коротко стриженых волос, и приговаривала: «Все будет хорошо… Все будет хорошо… Я помню, как ты говорил: „Пока я жив, я бессмертен“! Вот ты и жив! Все будет хорошо…»
И я сразу же понял глубиной души: что бы со мной ни произошло — в ее добрых и животворящих руках я выживу. Я понял, что моя «феминофилия», мое какое-то прямо-таки биологическое обоготворение женщины с самого детства, когда я воспитывался мамой, бабушкой и тетей, которая годилась мне всего лишь в старшие сестры — именно это и подарило мне в результате такую уникальную спутницу в этой жизни… (А впрочем, иной жизни ведь не будет!)
Потом, уже наступившим утром, вошла медсестра, излучавшая стандартную, но тем не менее приятную доброжелательную улыбку. (Я всегда говорил, что искусственная американская приветливость мне больше по душе, чем искреннее российское хамство!) Она сказал мне «Welcome back!» и дала какие-то таблетки. Я, как всегда безропотно, выпил все таблетки, а медсестра, как это положено в американских госпиталях, разъяснила, что к чему: «Это антидот. У вас сбыло сильнейшее отравление ядовитым газом».
Детали я узнал позднее, когда пришел врач и объяснил мне, что я надышался каким-то страшным современным ядовитым соединением — то ли гиперхлоратом ангидритбензола, то ли хлорбензолом гидрогиперзиума. Для меня все это было чистейшей воды абракадаброй, не имевшей никакого смысла: я никогда химию не знал и, более того, еще учась в школе, просто ее ненавидел.
Я спросил доктора, как я оказался в госпитале, на что он ответил, что меня и еще нескольких человек спасатели вытащили из уже погрузившегося на дно океана самолета. Я оказался единственным оставшимся живым из тех, кто не успел выбраться из самолета перед тем, как тот затонул в океане… Дело в том, что именно благодаря отравлению, у меня резко снизилось потребление кислорода, что и позволило мне выжить. А спасательный жилет поддерживал меня на плаву под потолком отсека в зоне небольшого воздушного пузыря…
Читать дальше