Роман Бобров - Шесть миров Бенджамина Брайана

–

Никогда ничего подобного не слышал, – признался Зант. – А почему я тебя вижу? Как я с тобой разговариваю? Я что, сошел с ума?

–

Нет. Ты нащупал путь глубоко в подсознание, в этот огромный океан, наполненный акулами и китами, но вырваться из него в сознание смог только маленький мотылек.

–

Что за ерунда?! Тебя нет! Я не хочу с тобой говорить! – закричал оракул.

–

Сейчас ты слаб, но ты должен понять. Этот безмерный океан связывает людей. Только с помощью него ты можешь узнать, что было и что будет, можешь взглянуть в душу каждому встречному. А сейчас отдыхай. Тебе надо набраться сил перед завтрашним днем.

–

А что будет завтра? – спросил Зант, испуганно посмотрев на старика.

–

Увидишь, – улыбнувшись, ответил Аолу и резко посмотрел в угол за спиной Занта, из которого послышалось трепетание крыльев мотылька.

Оракул обернулся, но никакого мотылька он не увидел. Как, в прочем, и старика.

–

Если такое со мной творит какой-то мотылек, что же будет при встрече с китом? – ухмыльнулся Зант и залез в холодильник.

По радио звучала композиция "Return to innocence" группы Энигма. "Неужели действительно есть такая память?" Он попытался вспомнить свое детство, самые ранние воспоминания, обрывки, которые как статичные картинки, безжизненно лежали на самом дне сознания. Но дальше – ничего. "Неужели где-то там, в памяти, живут мысли моего отца и матери, дедов и бабушек, прадедов… Нет, это невозможно." Он ел и думал, уставившись в одну точку. В таком же состоянии он выполнил все приготовления ко сну и, наконец, закрыл глаза в темной комнате. Ему снились огромные киты, проплывающие между зданиями, они молчаливо двигались, словно облака, и наблюдали за снующими внизу людьми. Зант понимал, что эти киты – люди, а вечно бегущие куда-то фигурки – муравьи. Муравей тоже, наверное, думает, что решает очень важные задачи и делает что-то очень полезное, но полезное он делает только для себя, поэтому никому, кроме муравьеда, он не интересен.

–

Доброе утро. Пациент Бенджамин Брайан, если я не ошибаюсь? – спросила вошедшая женщина – врач.

–

Доброе утро. Да, это я, – ответил Бенджамин, глядя на полутемные окна. "Восхода еще не было. Значит, еще совсем рано", – думал он.

–

Сейчас к вам зайдет медсестра и сделает укол, затем через час у вас будет врач-физиолог, он назначит вам курс процедур, – важно сказала доктор и, развернувшись, вышла.

Бенджамин плюхнулся в постель и закрыл глаза. Он стоял возле окна огромного небоскреба и любовался проплывающим китом. Огромное существо было похоже на гигантскую касатку. Вдруг глаз рыбы посмотрел на него, плавники зашевелились по-другому, и махина начала разворачиваться к нему лицом. Наконец существо подплыло близко к стеклу и внимательно посмотрело на оракула. Зант так и не понял, как это возможно, ведь глаза у рыбы сбоку, но перед собой эта громадина, оказывается, тоже могла смотреть. Рот рыбы открылся:

–

И долго ты будешь прятаться за стеклом? Иди сюда. Не прячься, – слова буквально врезались в голову, а голос был каким-то нереальным.

–

Ты со мной говоришь? – переспросил, оглядываясь по сторонам, оракул, но вокруг никого не было.

–

Не увиливай! Я все знаю и все вижу! – возразила громадина.

–

Я должен предупредить, что нахожусь под защитой моты… под защитой Аолу!

–

Аолу?! Откуда ты знаешь Аолу и как можешь оказаться под его защитой?

–

Он приходил ко мне, и мы беседовали…

–

Какой интерес может быть у Великого Аолу к такой букашке, как ты?!

–

Ты хочешь напугать меня? Да я… я могу видеть прошлое и будущее. Я оракул! – закудахтал Зант.

–

Ты можешь видеть? Как интересно. И что же ты можешь сказать мне о будущем? – издевательски поинтересовалась рыба.

–

Я… я… – Зант не чувствовал абсолютно ничего. Не было никаких догадок. Голова была пуста, как футбольный мяч.

–

Ну. Смелее, оракул. Я весь во внимании, – продолжала издеваться махина, обнажив хищные зубы.

–

Ты погибнешь, – сказал вдруг Зант, сам не понимая, почему он это ляпнул.

–

Что?! Что ты сказал? – взревела громадина.

–

Я сказал, что ты погибнешь, и сгубят тебя самолюбование и самонадеянность, – с каким-то спокойствием констатировал оракул.