Роман Мелехин - Шесть недель

Из темноты выплыл поток яркого света, и мир наполнился многообразием звуков. Для меня было, наверное, слишком громко. Воспоминания о своей прошлой жизни стирались из памяти с пугающей быстротой. Тело казалось очень маленьким и легким. Вокруг толпились сородичи, освобожденные от скорлупы, которая мелкими и крупными кусками валялась под нами. Значит, теперь я— птенец? Обреченность охватила мое сознание, не давая сосредоточиться больше ни на чем другом.

Естественно, я пропустил момент, когда нас вытащили из огромного ящика на свет Божий. Отчаянно толкаясь, все старались рассмотреть, что происходит снаружи, только мало что видно было. Нас во что-то макнули, чем-то больно кольнули, сверху сбрызнули какой-то жидкостью и запихнули в коробку почище. Таких бедолаг, как я, в ней оказалось много. Было ужасно холодно, и хотелось спрятаться под крыло к мамке. Я не знал, кто это, но очень хотелось…

Все вокруг тряслись, вопили, тоже звали маму, но она все не шла. Каждый советовал другому заткнуться, хотя сам орал, вернее пищал, во все горло. Большие, двигающиеся тени то и дело переносили нашу коробку с одного места на другое. Наконец, нас погрузили в какую-то повозку на колесах и перекинули в ящик, похожий размерами на тот, в котором мы вылупились.

Поездка мне не очень понравилась, трясло просто ужас как. В итоге, нас выгрузили на еще одну повозку и занесли в коробках в теплое помещение, которое поражало своими размерами. От удивления все перестали орать, и я с интересом осмотрелся по сторонам. Жаркий воздух обдувал, казалось, со всех сторон сразу, а резкий неприятный запах раздражал клюв.

Ощущая под лапками нагретую подстилку, я принялся бегать за мелькавшей в зоне видимости большой тенью, смутно чувствуя в ней что-то родное и заботливое. На разостланной по всему помещению бумаге был рассыпан корм. От него очень вкусно пахло, и, повинуясь инстинкту, многие прямо зарывались в нем, отчаянно работая клювом.

Насытившись и слегка разомлев, я замер рядом со своими соседями, тесно прижавшись друг к другу. В принципе, все не так уж плохо, хотелось, правда, немного воды, но это пока терпело. Тем более, самые нетерпеливые сородичи уже примерялись к блестевшим на свету, влажным штукам, висящим неподалеку.

Жить, как оказалось было можно, и жить неплохо. Сон, еда, питье…что еще нужно таким, как мы?

Вчера на некоторое время исчезла вода. Отчаянно толкаясь между сородичей, я тщетно пытался вытянуть хоть каплю жидкости из сухих поилок, но безуспешно. Тут же кто-то крикнул, мол, это конец, нас всех оправят на убой… После чего поднялся еще больший галдеж, но все быстро успокоились, когда погас свет. Тут же потянуло в сон, и я осел на месте, привалившись под подвернувшийся бок соседа.

Дикая жажда подняла меня на ноги. Еще толком не разлепив веки, я со всех ног бросился на вновь заблестевшую влагой поилку. Не обращая внимания на немного странный вкус воды, я напился и с трудом отошел в сторону. Вообще-то, всю неделю вода на вкус менялась от кисловатого до горького, а иногда, ненадолго, была сладковатой.

В помещение зашли двое, таща за собой некую странную конструкцию. Поставили ее на пол и принялись ловить первых попавшихся цыплят. Я оказался в числе пойманных. Внутренне холодея, я молился всем куриным богам сразу: за что!? я ведь еще так молод! Отпустите Христа ради! Ой, о чем это я?.. Было тесно, нас окружили сеткой и согнали в один угол. Смирившись со своей цыплячьей участью, мы стали ждать неизвестного.

Вопреки страшным ожиданиям, ничего смертельного не произошло. Нас по очереди сажали на какую-то скользкую неустойчивую поверхность и, почти тут же, сбрасывали вниз, за сетку. Нелюди какие-то. Обрадовавшись свободе и вообще жизни, я не сразу обратил внимание на болтовню вокруг. Оказывается, эта процедура называлась контрольным взвешиванием. Так, по крайней мере утверждали некоторые цыплята. Не, верить им приходилось, т. к. по их же словам они вылупились раньше всех и разбираются в жизни поболее остальных. Ветераны малолетние…

Несколько дней я маялся странным чувством дискомфорта, в глотке долго еще стоял привкус бурды, которой нас опоили после вынужденного сна. Сколько б я не пытался перебить неприятный осадок большим количеством воды, ничего не выходило. Более – менее привыкнув, я, да и все остальные стали замечать изменившийся вкус корма. Не скажу, что он мне не понравился, а вот спустя некоторое время в общей внешности почти всех моих сородичей стали наблюдаться изменения. Мало того, что мы все подросли нехило, так и оперение на концах крыльев резко побелело. Я завидовал остальным, пока не узнал от соседей, что сам такой же красивый. Эх, жаль, зеркала никакого нет… Впрочем, по ходу, мы действительно все одинаковые. Обидно даже. Никакой индивидуальности, да и ничего интересного нас не ждет дальше, опять ешь, пей, спи… Тьфу ты! Фигня какая-то в голову лезет, я даже не заметил, как в птичнике опять убавился свет. О, НЕТ!