Екатерина Кинн - К звёздам [сборник]

Поколение за поколением, столетиями женщины могли рождаться только в стерильных лабораториях. Поколение за поколением шлифовалась новая культура, в которой каждая женщина была ценностью, и каждый мужчина должен был оберегать и защищать ту, которая стала его женой.

У первых не было выбора — все женщины Юэнны были близнецами, копиями одной-единственной. Потом генетики научились придавать им индивидуальность. Потом научились формировать внешность и темперамент по заказу — и появились лиинаами, воистину суженые своих мужей. Каждый мужчина сам формировал облик и задатки характера своей будущей лиинаами, каждый сам задавал изъян, который лишь добавлял ей привлекательности.

Так все и шло, пока не родилась она, Сийэриин. И все так привыкли, что каждый мужчина сам создает облик и характер своей будущей лиинаами, что не знают, как быть с ней, родившейся как мальчик, а не созданной, как девушка.

А мама и Йисмаан больше ничего интересного не сказали. Послышались легкие шаги и глухое постукивание трости по полу. Сийэриин отскочила от двери и убежала в гостиную, как будто давно пришла и сидела там с либрусом. Из маминой комнаты вышла Йисмаан — строгая, прямая, золотые косы венцом вокруг головы, лицо как у древней статуи, бледное, точеное, и длинная туника с летящими рукавами переливается нежным золотом. В руке трость из белого дерева — Йисмаан немного хромает. Это очень популярный дефект, Сийэриин как-то отыскала в информарии, что его делают своим лиинаами сорок восемь процентов мужчин. У прекрасного, совершенного создания должен быть изъян, тогда можно это создание любить. А безупречному можно только поклоняться.

Йисмаан ласково кивнула девочке и плавно прошла к выходу. Мама вышла вместе с ней, чтобы проводить до везделёта.

Мама не хромала, но далеко ходить в одиночку не могла — у нее были слабые мышцы, и папа всегда ходил с ней. Сийэриин хотела спросить у него, почему он выбрал именно такой изъян, с ним же ужасно неудобно жить, но ее останавливало ощущение, что это неподобающий вопрос.

По сравнению с мамой и тем более с ошеломляющей красотой Йисмаан сама Сийэриин была почти некрасивой. Она была похожа на отца — высокого, как все юэнайин, широкоплечего, черноволосого. Зато она была здорова, как мальчик. И, может быть, своему будущему мужу она сможет родить не только сыновей, но и дочерей.

Мама вернулась в дом и остановилась рядом с Сийэриин. Погладила ее по голове.

— Мам, только не надо меня жалеть, — сказала Сийэриин.

— Почему ты думаешь, что я тебя жалею? — Мама села рядом.

— А ты каждый раз, как советуешься со своими подругами насчет меня, ходишь потом и жалеешь.

— А что, не нужно?

— Нет. И вообще. Что вы уперлись так — лиинаами, лиинаами! Вот исполнится мне семнадцать лет, я тоже пойду в Дом Создания и придумаю себе лиинаами.

— Женщины созданы для того, чтобы любить и быть любимыми, Сийэ.

— А я не создана. Я родилась. И у меня будет мой лиинаами. Ты не переживай, мама, мужчину тоже можно создать, технологии позволяют, я спрашивала у учителя Тамаана.

Сиимаэ, улыбнувшись, потрепала волосы дочери и ушла к себе. За дверью улыбка разом пропала. Сиимаэ заплакала бы, но слезы у нее давно кончились. Она не справилась, не смогла вырастить первую за пять столетий естественнорожденную женщину — нежную, живущую любовью к одному-единственному. Да и как бы она смогла? Ее учили растить мальчиков. Никто не знал, что именно она, художница Сиимаэ, родит девочку. Никто не предвидел, что мутация в человеческом геноме, над которой бились столетиями, появится сама. Методики воспитания мальчиков не годятся для девочек, Йисмаан права…

Создать лиинаами для женщины! Немыслимо! Женщины ведь не могут творить, они самой природой предназначены для того, чтобы не творить, а рожать.

А как будет жить мужчина с изъяном? Который будет слабее своей жены? Немыслимо, это немыслимо…

Лучше бы все оставалось по-прежнему.

Было самое начало лета, но степь уже выгорела от края до края. Серо-желтые глинистые пространства, редкие пучки высохшей травы, местами такыр. Солнце стало припекать, едва выползло из-за горизонта. Оно выжигало остатки травы, песок, кости тех, кто не сумел пересечь эти серо-желтые пространства, все еще крепкий бетон и серый асфальт.

Тени от стартовых мачт были еще длинны, двойные полосы подъездных путей сверкали в лучах солнца. Все было пусто, мертво, немо. Ветер гнал пылевые смерчи, как пастух гонит овец, как тысячи лет назад. Тогда тоже были ветер, смерчи, овцы, пастухи — но не было этого котлована, и не было этого обожженного чудовищным жаром бетонного стола, и ажурных мачт, и длинных, утопленных по самые крыши в земле, наблюдательных пунктов и центра управления.