Ким Робинсон - Марсиане [сборник]

Как зависели в эти дни
От скафандров, в которых шли, —
Не добыча пыльных ветров,
Но пилигримы, пьяны
От страсти: смотрели вдаль,

Сгорая в марсианском огне.
В венах, в уме он пульсировал —
Мысль рождалась из тьмы:
«Человек подобен планете,
Поверхность ее и душа —
Близнецы – им не жить
Друг без друга», – с нее

Начались перемены.
Правду – прошлого больше нет —
Мы принять не хотели.

Не узнавали знакомых мест,
Видов памятных и каменьев,

Все былое в минуту одну,
Растаяло как туман,
Марс без покровов пред нами лег,
Расчерчен ветрами, наверное.
Мог бы Маленький Принц здесь мечтать:
В маленьком мире думать о том,

Почему зажигают звезду,
На склоне вулкана грезить,
За небесами искать ответ —
Прочь улетели и мы, и, в песке
Красном простершись, поняли вдруг:
Мы чужие на этой земле,
И всегда знали: Марс нам – не дом.

«Мы лишь гости на этой планете», —
Сказал Далай-лама очень давно.
Столетье всего тут живем,
И, может быть, пробил час,
Забыв про эго, служить добру,

Как Будда всем помогать.
Мы знали, с чем встретимся, говорю,
В морщинах Марса любой мог прочесть,
Рельеф нашей жизни – средь впадин и гор,
Оврагов и звезд – и она
Бесплодна, как земли эти:
Красная пыль, скалы, рассвет —
Красный янтарь нового дня —
В нем застынем навеки.

Вдвоем ходили – вместе веселей —
В ближайший парк, средь улиц городских:
С Ямайки няньки нам смотрели вслед,

Качая мелких, от жары больны.
Вокруг – детишки, мама вслед за дочкой,
Я – за тобой, дыханье затаив:

Ты на качелях – я сожму ладони,
Волнуюсь – надувным мостом бежишь
И, запрокинув голову, хохочешь.

Застыл у края – спрыгнуть не спешишь,
Взглянул назад – путь без падений пройден.
С едой играешь – смех взлетает звонкий.

Сок яблочный тебе не по нутру
(Хоть это – ложь), нечаянно прольется,
Смеешься – луже рад и воробью.

В развалы книжные – по пыльным полкам
Тома расставим, бомбы ли – не суть:
Швырял их на пол, потешая взрослых,

Я запретил, а ты пустил слезу.
Так прочь отсюда: нас зовет дорога,
Уткнешься в шею мне, в пути уснув.

Идем домой. Лед-молоко кипит —
Привет от мамы – очень хочешь пить,
Лоб трону языком – ты весь горишь,

Тебя качаю, не спуская с рук:
Все высосал – бутылочка скрипит.
Едва задремлешь – книгу я пишу,

На Марсе отдыхаю целый час,
Иль размышляю и в окно гляжу,
В поток машин. Твой плач пробудит нас

От снов пустых – назад вернемся мы.
Движенья звезд, орбиты, зодиак
Рассчитаны, как наш с тобою быт,

Беда и мука: вновь менять пеленки,
И «ложечка за маму», вечный крик,
Дни черные, когда проходит дворник,

Когда из кубиков возводим дом:
Я строю, ты крушишь. Чего же больше?
Все это время говоришь – жуешь

Глоссолалии с именами смесь:
Приказы, утвержденья – г’лять идем!
Игра «Что папе сделать?» – всех смешней.

Еще ты понял принцип аналогий,
Как сходство разных вроде бы вещей:
Синь грузовик, синь неба – ты в восторге,

Лицо сияет, и слова текут,
И описанье речью обернется:
Сильно. Плюю. Небо. Я. Солнце. Грусть.

В той же гостиной сидим с тобою,
Каждый сам по себе – я дивлюсь,
Сколько разлукой долгою стерто.

Были – сиамские близнецы,
Теперь держит дома лишь непогода.
Смотрю волейбол, спортканал подключив,

В колонках – Бетховен, читаю Пост —
Играешь с машинками и бурчишь
Что-то себе под нос,

В собственном мире – пока я гляжу
Все мои «я» сменяет одно,
Радо концу. Спрошу: «Милый мой,

Давид, расскажи, ты помнишь Бетесду?»
Мать, с жаром тем же, спросила б меня про Сион.
Давид удивился: «Нет, папа, я знаю наш дом,

Где что стояло, как выглядел он,
По фотографиям и открыткам – видел мамин
альбом».
В моей памяти вместо Сиона

Калифорния – велик трехлетки,
Что с отцом собирали у елки,
Шоколадный. «Я взял его целым», —