Ким Робинсон - Марсиане [сборник]

Чтобы мандалу показать:
Пять мужчин сидели, смеясь,
Тек песок разноцветный в круг

Из чакпу в пальцах их —
Алый, синий, зеленый и желтый.
Шутки звучали, и всем троим,

В грозу у монахов нашедшим приют,
Казалось, открылся в Шамбалу путь.
Тензин возвратил нас домой,

Вниз к Намче, еще ниже к Лукла,
Где ножи взлетных полос
Режут ущелье – границу границ.

В лавке шерп, на закате дня,
Народ к экрану прилип:
(Гудит генератор – Хонда – в углу),

Концерт «Живой помощи» – кадры бегут
Снова по кругу, но, увидав
Буйство Осборна, все замрут,

А Тензин, что привел нас сюда,
Берег и учил в снежных горах,
Отставил тарелку, приблизился к нам,

Рядом присел и, спросив:
– США? – в Оззи ткнул.
– Нет. Это Англия, – говорю.

По утрам, до работы – эспрессо и Стив Хау,
«Турбулентность», и сна как не бывало!

«Красный Марс» с «Сатьяграхой» Гласса, «Зеленый»
под «Эхнатона»,
«Голубой» под «Screens» и Мисиму.

С Майей – Астор Пьяццолла, «Полночное танго».

С Энн – Гурецкий, Третья симфония, Пол Винтер,
«Sun singer»
И японская песня Сакура.

С Саксом – струнные квартеты Бетховена и сонаты
для фортепиано.
С Надей – Армстронг пятидесятых, Клиффорд
Браун, им вслед…
Чарльз Мингус.

С Мишелем – Кит Джаррет, «Концерт в Кельне».

С Ниргалом – Наджма.

Вечные Ван Моррисон, Пит Таунсенд и «Yes».

Ван, если я счастлив,
Пит, если я злюсь,
Стив, если в ударе,
Астор, если сдаюсь.

В сорок три я почти бросил Марс,
Наброски листая, медлил —
Прелесть романа и дел любых
Возникает не сразу, ждет момента,
Среди занятий придет, а до —
Хаос и мука, но, помня о том,
Я ощущал, что могу связать их,
Сделать одним – завершатся труды
Чудом, исполненьем желаний.
Странных реликвий настало время —
Марса осколков – архонит
Упал в октябре возле Нигерии,
В шестьдесят втором – миллионы лет
Пробыл в космосе, а потом
В ожерелье жены мерцал.
Сломав оправу, я камешек взял,
На крышу влез на закате:
Вороны к гнездам летят с полей,
В сумерках черен прибрежный кряж,
С запада златорунной отарой
Льнут к нему тучи в сини небес.
Ветер в дельте свеж: я замерз —
Мужик в годах, на балке верхом,
Не фальшивку из Джерси разгрызть готов,
Но, истинно, дольку Нового Света —
Странно даже представить это —
С соседней планеты камень.
Объяснить невозможно, но мне,
Мечтавшем о Марсе, на земле
Открылся, полный трепета мир,
Лучше, чем прежде, я видел его:
Вечер вокруг красотою дышал,
Ночь опускалась, как занавес в театре,
Плыла на восток черных птиц череда,
Мой дом – под ногами. В солнца лучах
Утес купался – и я положил
Камень в рот. Увы! Ничего —
Ни тока по венам, ни языков
Новых в копилку – не разжевать мне,
Не раскусить создание Марса.
Вкуса у камня, видимо, нет,
Скрипит на зубах, как песок,
Коль проглочу – окажется смыт,
Но желудочный сок, касаясь,
Сгладит контуры, унесет
Пару атомов – ведь графит
Остается в костях – у него
Семь лет цикл распада, даже год —
Уже хорошо – так я сидел,
Переваривал Марс, солнце в глаза
Било сквозь Бериессы щель.
Дует ветер – как листья осенью,
Жизни кружит, но невозможные
Эйфория и скорбь – одно:
Пыльный вихрь, игра настроения.
Плыть ли ястребом в небесах,
Виться змеем в прахе земном —
Все – гармония и сплетение
Неких тайн. Чтоб закат такой
Увидать, нужно много лет
Тренировки воли и взгляда:
Чудный день, когда мир пришел
В равновесье с моей душой.
Я глотаю Марс – предо мной
Миражи цветут, притворяясь
Калифорнией.

Этого не понять
Никогда, никому, поверь:
Ни через призму минувшей жизни,
Ни заселяя Марс теперь,
Они не узнают, как здесь было,
Прежде, чем мы изменили мир.

Как небо алело в закатный час,
Как просыпались в солнца лучах,
С бодростью в теле – камни у ног
Всегда на две трети легче земных,
Даже в снах, заветом сочли мы

Этот факт, и путь был открыт
В суматохе дел и событий:
Нить Ариадны, скользя змеей,
Иногда исчезала, чтобы вновь
Появиться и вести за собой,
Мостками над бездной лечь.