Крис Клармон - Первый полет

Николь поморщилась, когда докторша осторожно потрогала шишку у нее на голове, идущую вдоль линии волос от уха, где кронштейн микрофона оставил рваную рану.

— А я-то думала, что это небьющийся пластик, — проворчала Николь.

— Напишите производителям, — невозмутимо отозвалась врач. — Жуткий ушиб. Что вы видите? — осведомилась она, поднимая палец перед носом Николь.

— Палец, в фокусе.

— Следите за ним. — Она принялась водить пальцем вверх, вниз, в стороны, а Николь послушно следовала за ним взглядом. — Как вы себя чувствуете?

— Выжатой досуха. Все болит и ноет.

— Устали?

— Полет выдался долгий, даже до аварии.

— Не исключена контузия. Мы отвезем вас в госпиталь, чтобы оказать первую помощь.

— Потрясно.

— Послушайте, лейтенант, я ведь не виновата.

— Я тоже.

При виде куртки Николь приехавшее на автомобилях начальство — пара представителей военной полиции и один из дежурных офицеров, майор, удивленно приподняли брови. Лишь немногие из старших офицеров удостоились подобных курток, не говоря уж о юных пилотах, у которых молоко на губах не обсохло. Николь вручила ему идентификационную карточку и сопроводительные документы, и тот сунул их в портативный считыватель, висевший у него на плече.

— Да уж, лейтенант, заявились вы с шиком, ничего не скажешь, — изрек он, возвращая документы.

— Я этого не планировала, сэр, уж поверьте.

— Вас хочет видеть полковник Сэллинджер, — начальник Гражданского испытательного авиацентра. «Должно быть, — не без горечи подумала она, — чтобы дать мне под зад коленкой за подобный высший пилотаж». Сэллинджер был от нее не в восторге во время пребывания Николь здесь в роли вице-командира при Гарри Мэконе, с жаром во всеуслышание протестуя против особого обхождения, как он считал, которым удостаивал Николь его друг.

— Сперва я предъявлю на нее свои права, майор, — возразила врач. — Боссу придется подождать, пока мы ее подлатаем.

— А что будет с моим «Бароном»? — поинтересовалась Николь, и майор обернулся к коренастому человеку с обветренным лицом и лычками старшего сержанта на погонах комбинезона.

— Что скажете, Кастанеда?

— Посадка была жестковата, майор, — с мягким испанским акцентом отозвался тот, сидя на корточках под двигателем, — но эти старые звери рассчитаны и не на такое. Мы без труда докатим его до ангара и затащим на стапеля, а уж после похлопочем о нем.

— Спасибо, Рей, — сказала Николь. Тот пожал плечами и уверенно улыбнулся, словно в предвкушении удовольствия.

— Майор, — проговорила врач, — если у вас больше ничего нет, то мы с лейтенантом тронемся.

— Забирайте ее, Адани. Но как только вас приведут в порядок, лейтенант, неситесь в кабинет полковника Сэллинджера на всех парах, ясно?

Николь заставила себя вытянуться в струнку и стремительно вскинула руку в салюте. Майор ответил тем же. Она подождала, пока он вернется в машину и умчится, а после пробормотала:

— Его-то какая муха в задницу укусила?

— Середняк на служебной лестнице, — рассмеялась докторша, — потративший массу времени и сил, чтобы добраться до нынешних высот…

— И недолюбливающий юных сорвиголов, якобы нащупавших более быстрый путь к успеху?

— Я этого не говорила.

— Если бы он только знал!.. — тряхнула головой Николь.

Лишь много позже, когда шок сменился болью, лишь отчасти приглушенной простейшими медикаментами, Николь начала излагать случившееся, собирая воспоминания по кускам, составляя из разрозненных фрагментов последовательное, связное целое.

И тогда ее охватил гнев.

Она находилась именно там, где должна — на трассе, по плану, следуя по графику, заявленному и одобренному еще за неделю, и наверняка была отмечена, если не на экранах местных региональных Центров, то в Главном региональном графике уж наверняка. А какой-то головотяп, сукин сын, выскочил, как черт из табакерки, откуда-то сзади-снизу, где даже ее бортовой радар не имел ни малейшего шанса засечь его, вымахнул из-за гор, скрывавших его от всех наземных радаров, и с ходу подшиб ее ударной волной, едва не отправив к праотцам.

Когда она добралась до штаба, приняв душ и переодевшись в чистую форму, гнев перешел в раскаленную добела ярость, пронзительно-интенсивную, как факел ацетиленового резака. И тут обнаружилось, что полковника Сэллинджера нет на базе, и вернется он лишь поздно вечером. Голод донимал Николь, и, оставив у адъютанта весточку для полковника, она села на рейсовик «Розамунда» — главное средство транспорта в одноименном городишке среди пустыни — и вышла у парка Хэпа Арнольда, названного в честь якобы величайшего начальника штаба в истории ВВС, командовавшего во время второй мировой войны вплоть до 1946 года, когда военно-воздушные силы стали отдельным родом войск.