Крис Клармон: Первый полет

Впереди, в сотне километров, спокойно катило по орбите исполинское колесо «Вышки», следуя давным-давно проторенной небесной стезей, надежной и привычной, как сама Земля. Николь знала, что станция L-5 находится именно там; об этом сообщало все оборудование — и многочисленные радары, и датчики, и сигнальные лампочки на приборной доске; жаль только, что станция погружена во тьму и не видна сквозь прозрачный колпак фонаря. На Земле Николь могла бы доехать до нее на автомобиле за час или в два раза быстрее долететь на своем «Буке»; здесь же такое расстояние корабль одолевает минут за пять.

— Контрольно-диспетчерский пункт О'Нил, — Николь машинально сверялась с показаниями приборов, стараясь не выдать голосом, как ей все это наскучило, — сто двадцать первый челнок НАСА, из Космического центра Кеннеди. Заходим на финальную.

— Сто двадцать первый, я КДП О'Нил, — проскрипел голос в наушниках. — Уточняем параметры вашего курса.

— Вас поняли, О'Нил, прием, — Николь оглянулась на второго пилота Поля да Куны — такого же, как и она, свежеиспеченного второго лейтенанта военно-воздушных сил Соединенных Штатов — и попросила доложить, как работает аппаратура.

— Как нельзя лучше, командир, — жизнерадостно откликнулся тот. — Последняя поправка была perfectemundo, все бортовые системы функционируют нормально.

— За исключением моего долбаного воздухопровода, — проворчала Николь, извиваясь в кресле и мечтая поскорее выбраться из громоздкого, неуклюжего скафандра, в котором прела уже добрых трое суток, с самого старта. Нельзя даже снять перчатки или шлем — разве что стрясется нечто непредвиденное. Пожалуй, такой момент и настал, поскольку шланг, засорившись, перекрыл ей доступ кислорода. Николь даже не догадывалась, как от нее разит, пока не разгерметизировала и не сняла шлем, чтобы вдохнуть воздуха. И тотчас же прониклась жалостью к тем, кто будет рядом, когда она выберется из скафандра; смрад прямо-таки убийственный. Правда, Поль тоже пахнет отнюдь не фиалками. И чем дольше Николь оставалась без шлема, тем сильнее чувствовала, насколько сопрела, да вдобавок ощутила мучительный зуд пониже спины; разумеется, именно там, где почесаться нечего и мечтать. Поерзав в кресле, она лишь усугубила собственные страдания. Ради приличной ванны она сейчас пошла бы даже на убийство. И в довершение всего Николь с самого завтрака терзалась желанием съесть двойную порцию сливочного мороженого с целой горой орешков, вишен и взбитых сливок. Уже одна мысль об этом доставляла ей непереносимые мучения.

Взяв шланг, Николь повернула главный вентиль, в шланге зашипело, и в лицо пахнуло прохладным воздухом. Победно улыбнувшись, она пристыковала муфту шланга обратно к скафандру.

— Вот так-то лучше, — проворчала Николь себе под нос, прикрыв глаза и мечтая о том, чтобы полет побыстрее закончился и она обрела бы хоть какое-то подобие человеческого облика. Она устала гораздо сильнее, чем предполагала, — в последний день ей даже с трудом удавалось сосредоточиться; а виной всему была только скука. С той поры, как они выбрались за пределы относительно оживленных околоземных орбит, делать было совершенно нечего. Кораблем управляли компьютеры, а Николь с Полем просто сидели, спали и глазели на дисплеи, исправно сообщавшие, что все замечательно. Непонятно, как переносят подобное экипажи рейсовых кораблей; пожалуй, Николь просто повезло, что в этом полете ее не разбирает что-нибудь лихорадочно сделать — например, попрыгать.

— Надень-ка шлем, командир, — подал голос Поль. — Не забывай о правилах.

— Да-да, сейчас, — откликнулась Николь, в тот же миг послав куда подальше все правила. Понятно, что она потакает себе, но на сей раз ей было на это наплевать. Впервые за последние дни она почувствовала себя сносно. — Что-то они чертовски мешкают с вызовом. Поль, сообщи-ка мне нашу скорость и расстояние до станции.

— Тангенциальная составляющая 170 метров в секунду, константа; присутствует отрицательная нормальная составляющая. Расстояние до станции девяносто пять кэмэ. Все бортовые системы работают супершикарно.