Кристина Додд - Первый любовник Англии

Англия

Осень 1600 г.

— Ловите! Держите проклятых скоморохов!

Возбужденные крики пятерых солдат в тяжелых латах лишь подстегнули сэра Дэнни. Из-под его ног во все стороны летели брызги грязной слякоти, затопившей убогие лондонские улочки. Свинья, лежавшая в луже отвратительных помоев, загородила путь, и сэр Дэнни с разбегу перемахнул через нее.

— Хватайте их! Граф Эссекс заплатит за них звонкой монетой!

Любопытные прохожие оборачивались, чтобы посмотреть, как сэр Дэнни и его подопечный лихо поворачивают за угол. Однако никто не решился преградить дорогу солдатам, преследующим свои жертвы. Крики и изрыгаемые ругательства ясно показывали, что преследователи вовсе не шутят и не намерены отпускать убегающих живыми.

Сэр Дэнни обожал драмы подобного рода. Особенно если в них присутствовала интрига — тогда он чувствовал в себе силу и крепость молодого дуба, растущего на благодатной почве шумной суматохи жизни. Сэр Дэнни Плаймптон, эсквайр, жил ради развлечений, вина, удалых стычек и… театра. Посмотрев на ораву нищих, пьяниц и проституток, высовывающихся из дверей грязных таверн и жилых домов, составляющих эту улицу, он замедлил бег и простер руку к небу. Зычным голосом, достигшим ушей самых дальних зрителей, сэр Дэнни возопил:

— Черт бы побрал это проклятое солнце! Почему бы Господу Богу не наслать на Лондон туман, который скрыл бы от нас эти гнусные рожи, а заодно и спрятал нас от преследователей…

— Заткнитесь, и бежим дальше!

Крепким кулачком подопечный толкнул сэра Дэнни в спину, направляя его в залитый солнцем узкий проулок. «Дорогой Розенкранц! — пронеслось в голове у сэра Дэнни. — Он всегда так беспокоится обо мне, будучи уверен, что это приключение — последнее в жизни». Неужели Розенкранц до сих пор не понял, что сэр Дэнни, проживший на этой земле вот уже пять десятков лет, все еще не выполнил свое предназначение? Что зрители все еще с трепетом ожидали новых проявлений его актерского мастерства? Что он еще не защитил королеву Елизавету? И что пока сэр Дэнни не определил дальнейшую судьбу своего подопечного?

— Сворачивайте в переулок, Дэнни! Быстрее!

Сэр Дэнни усмехнулся, уловив в голосе Розенкранца, продолжающего подталкивать его в спину, панические нотки. Рванувшись вперед, он стрелой вылетел в узкий темный переулок с нависшими карнизами покосившихся двухэтажных домиков. Чуть было не сбив с ног огромную прачку, развешивающую простыни, и не обращая никакого внимания на ее яростный вопль, сэр Дэнни ловко нырнул под белые холстины. Однако прежде чем исчезнуть совсем, продолжая играть для уличной толпы, он обернулся и громко объявил:

— О, эта вонючая грязь под нашими ногами, мы не забудем тебя до самой смерти! Даже теперь ты напоминаешь нам о нашей бренности! Зловоние от трупов повешенных тяжело витает над нашим сказочным городом…

Между развевающимися простынями, схватив Розенкранца, неистовствовала прачка:

— Вот тебе! Вот тебе, проклятый маленький урод! Не будешь больше портить мое белье!

— Отстань, дай мне дорогу! — в панике кричал Розенкранц.

Обернувшись, сэр Дэнни увидел, что молодой человек отчаянно отбивался, но мускулистая прачка легко оторвала его от земли и, основательно встряхнув, грозно прорычала:

— Это моя улица! Не родился еще тот наглец, который прошел бы здесь без моего разрешения!

Ноги Розенкранца болтались высоко над землей.

— Конечно, миледи, — прохрипел он в ответ, — но только вон те солдаты собираются нас прикончить.

— Вон те солдаты? — Прачка швырнула Розенкранца на землю и обернулась в начало переулка, загородив при этом своими необъятными габаритами солнечный свет.

Высунувшись из-за мокрых простыней, словно из-за театрального занавеса, сэр Дэнни с пафосом воскликнул:

— Они идут! Они приближаются! Нечестивые варвары изрыгают проклятия на наши головы из пышущих жаром глоток, и сам великий Юпитер…

Поднырнув под простыню, Розенкранц схватил сэра Дэнни за руку и потащил его подальше от толпы возбужденных зрителей, сквозь которую пробивались солдаты Эссекса.

— Убирайтесь прочь, вы, неповоротливые бездельники! — взревела прачка. — Это мой проулок, и никто…

Солдаты отпихнули ее с такой силой, что прачка со всего размаха шлепнулась в лужу. Ее объемистая туша вызвала в луже небольшой шторм, залив стену дома. Прачка зашлась в истошном вопле, изрыгая ругательства, от которых и мужчины залились бы краской.