Скотт Адамс: Gothic love II. Крионика

– А те двое, что были с Вами – Ваши друзья, должно быть?

– Да. Они очень беспокоятся за меня, я чувствую это. Всегда, если я хочу остаться один, все кругом начинают переглядываться, и не просто переглядываться, а словно они общаются телепатически, задают друг другу вопросы, отвечают на них, о чем-то между собой договариваются. Решают оставить меня в покое или все-таки составить компанию. Я их очень ценю, но со стороны это выглядит немного…

– Странным?

– Да, и я не знаю, как утешить их, как развеять их беспокойство.

– Вам повезло, молодой человек, среди моих коллег и знакомых сопереживание стало редкостью. Отчасти это связано с той сферой, в которой я работаю.

– Вы случайно не психолог? Вы очень располагаете к себе.

– Знаю, мне многие это говорят. Отчасти. Да, признаюсь, я изучал психологию, но моя работа связана с более глобальным понятием «доктор». Я работаю в НИИ крионики.

– Очень интересно. Вы работаете в Европе?

– Нет, как ни странно здесь, в России, – в ответ на это Рейм усмехнулся.

– И как обстоят дела в области крионики? Когда нам ожидать криокорпораций, криохранилищ?

– Не нужно ничего ждать: все уже создано и вполне успешно работает. Опыты, конечно, идут по сей день, медицина и крионика идут бок о бок, и развитие одного направления отражается на развитии другого.

– То есть уже сегодня можно купить себе бессмертие?

– Смотря что Вы имеете ввиду под словом «бессмертие», но в теории, конечно, это будет возможно. Есть мнение, что, криоконсервация в настоящее время невозможна, что она полностью не может быть реализована, и обратимость человека – ну, или допустим млекопитающих – невозможна.

– Стало быть, даже при уровне современных технологий криоконсервация невозможна?

– Многие так считают, – доктор Сегаев улыбнулся. – Но скоро мы развеем это заблуждение. Еще недавно, на предшествующем этапе исследований, конечно, нам приходится юридически заверять смерть головного мозга: в противном случае это считалось бы убийством. Сегодня мы доказали, что клетки мозга при разморозке регенерируют, причем ткани сохраняют свою полную эластичность. Еще в 1995 году один наш ученый – биолог и мой хороший приятель, Пичугин – проводил эксперименты в этой области. Они оказались более чем успешными.

– А сохранение рефлекторности?

– Условные рефлексы, в том числе память, как показали исследования, сохраняются.

– Удивительно.

– Конечно, звучит это очень…

– Футуристично?

– Да, но в своем деле мы продвинулись далеко.

– А оживление?

– Оживление будет доступно при высокоразвитых технологиях будущего.

– А как же гарантии? – не понимал Рейм. – Вы замораживаете людей, я уверен за баснословные суммы, и не даете никаких гарантий?

– Всегда найдутся альтруисты, готовые пожертвовать собой во имя науки, мой друг, – Виктор Михайлович подмигнул Рейму и улыбнулся.

– И люди идут на это?

– На сегодняшний день уже более сотни людей содержатся в криохранилище, в специальных криокамерах, не считая собак, кошек и частей тел.

– Звучит, конечно, пугающе. Обыватели, наверное, приходят в ужас, стоит им узнать о Вашей лаборатории.

– У нас не лаборатория, а Научно-исследовательский институт, конечно, со множеством лабораторий и единственным в мире собственным криохранилищем, камерами, собственным штатом сотрудников. В ужас приходят скорее не простые обыватели: они-то как раз самый верящий в науку и научно-биологический прогресс люди – а вот верующие… – тут доктор замолчал, вскинул брови и, смотря куда-то вдаль, слегка замотал головой.

– И ведь не объяснишь им, – согласился Рейм.

– Объяснить можно, но процент понимания и принятия криоконсервации как глобального научного прорыва, как бессмертия среди этих людей ничтожно мала или же равняется нулю. Даже на простое высказывание о том, что холод способствует пережить остановку сердца, вдаются в иносказательный дуализм.

Они шли какое-то время молча, Рейм обдумывал сказанное доктором, а Виктор Михайлович думал о чем-то своем.

– Моя жена никогда не верила в крионику. То, чем я занимаюсь, считала псевдонаучным, да и вообще ругалась часто по этому поводу. Мы прожили долгую и счастливую жизнь, а теперь… Видишь ли, Рейм, у меня есть возможность воспользоваться услугами своей компании. Я отдавал на развитие института и компании большие деньги в качестве спонсорской помощи и посвятил ей огромное количество времени как ученый. Компания предоставляет мне право воспользоваться криохранилищем сроком на сто лет. Конечно, это несказанный подарок. Это только кажется, что все кругом презирают крионику: состоятельные люди уже записываются в очереди, а еще более состоятельные перекупают места в этих очередях и крионируют своих родных и близких. Я думал, воспользоваться своим правом на криостартер и поместить свою супругу, но знаю, что она была бы против этого. И вот, недавно совсем, снится мне, словно случайно встречаю ее на улице – она с пакетами, явно из магазина. Я пакеты у нее забрал, идем медленно так, как будто гуляем, и молчим. И тут она пакеты забирает и говорит: «Витя, ну зачем мне эта заморозка? Ты же знаешь, я холод не очень-то жалую. Оставь все как есть, да и сам не выдумывай. Поживи да приходи, я ждать тебя буду». А как жить? Жить без нее – не вижу никакого смысла. Только разве что ради науки пользу могу принести. Думал отказаться от крионики в пользу других спонсоров и ученых, а сегодня увидел тебя, и внутри все сжалось от той боли, которая у тебя на сердце. Знаю, жить без нее не можешь, да и о самоубийстве мысли нет-нет да и проскочат, – Рома неоднозначно пожал плечами. – Так что подумай: прежде чем бежать от себя, можешь бежать вперед, в будущее. Сегодня уснуть в двадцать первом веке, а проснуться уже в двадцать втором. Пересечь столетний рубеж, начать непросто новую жизнь, а жизнь человека будущего. Приоткрыть завесу многих тайн, загадок.