Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

— А тебя? — снова шепчет.

— Радой люди зовут. По батюшке — Савишной… Ой, — совсем по-женски вскрикнула, руками всплеснула. — Да что ж мы все шепчемся-то?..

— И правда, чего?

Расхохотались оба. За руки держатся, глаз друг от дружки оторвать не могут. Со стороны глянуть — будто дети малые. Век бы так стоять…

— Что ж это мы? — спохватилась Савишна. — Домой пора. И этих выпустить надобно, ни к чему они теперь…

— Кого — этих? — не понял Илья.

— Женишков, — улыбнулась Рада. — Они у меня под замок посажены. С виду орлы, а на деле — куры ощипанные. Слух пустил кто-то, будто потому живу я на отшибе, что богатства стерегу несметные, в укромном месте припрятанные. Богатая да красивая, — тут она повела этак плечиком-то, опять у Ильи сердце — под облака, — чего лучше и искать-то? А только все богатство мое — изба да хозяйство, а красота, — глянула на Илью искоса, тот последних сил лишился, не поймет, как на ногах держится, — каждый о ней свое представление имеет, от прочих отличное. Кому милая, а кому — милости просим мимо нашего тына киселя хлебать… Повадились женишки, отбою не было. Вот и пришлось их маленько в чувство привесть. Они же как увидят, девка перед ними несговорчивая, глаза выпучат, руки в стороны — не пойдешь добром, пойдешь силою. Думают, не найдется на них управы…

Пока говорила, на коней сели. Только было Илья повод в сторону потянул, и остановился.

— Нехорошо выходит, — вздохнул. — Обещался я на заставе богатыря того, что обиду учинил, проучить, да привесть прощения просить. Как же мне теперь?

— А никак, — улыбнулась Савишна. — Коли там кому и досталось, так за дело. Нечего попусту лаяться. Тоже мне, сторожа. Впредь умнее будут.

И, видя на лице Ильи недоумение, пояснила.

— Еду это я себе мимо, тихо-мирно, никого не трогаю, нет, обязательно надо удаль свою показать. Выскочил один, орет так, что на другом конце земли слышно, и все такими словами сыплет, трава никнет…

— А мне рассказывал, будто и сказал-то всего пару слов…

— Это он не соврал: всего пара и была, ну, может, две пары… Пока меня догонял, иных слов и не вспомнил, только этими и сыпал, как из мешка дырявого…

— Ну, тогда поделом ему, — стараясь оставаться серьезным, пробормотал Илья. — Нечего, понимаешь, зазря…

Не выдержал, согнулся в седле от хохота, как перед глазами вся картина представилась. И она прыснула, припомнив.

А еще показалось Илье, будто на пне, что неподалеку от дороги торчал, вроде как лицо кузнеца показалось. Но не хмурое, а довольное. Прищурился, подмигивая, глаз — и снова пень, каких много.

…Пока женишков выпускать ездили, да до дома Рады добрались, уже и солнышко село. Их, пленников, из полутора десятков лишь трое оставалось. Держала их девица в порубе, что от каких-то людей лихих в лесу сохранился; пару раз в неделю навещать ездила, на досмотр и для пущего вразумления.

— Думали, коли силой взять, времечко пройдет — стерпится-слюбится? А того в ум не пришло, каково нам, бабам, за немилым-то жить… Пуще, чем в порубе. На себе испытайте ту судьбу, что мне готовили, авось, поумнеете.

Слова, они, конечно, правильные, только вот поумнели ли? Впрок ли учение пошло, или обидой затаилось, что когда-нибудь делом черным выплеснется?

А еще узнал Илья, что Рада — она по матери из полян, а по отцу — из степняков (то-то лицо у нее своеобычное). Взял в полон одним набегом красавицу-полянку степной богатырь, не сменял и не продал, женой сделал. Пришло время — родилась дочка, Радой мать назвала, а отец — каким-то своим именем, не упомнить. Недолго пожила мать после рождения дочери, хоть и обращались с ней, как с прочими, — извела ее тоска по местам родимым. Только и успела, что Раде любовь свою к земле, никогда той не виданной, завещать. Сказками, песнями, воспоминаниями о жизни былой… Отец, он все в набегах, ему дочь не интересна, оттого и не легла на сердце Степь, хоть и красива по-своему, и дом кому-то. Оттого и поселилась на сердце тоска неизбывная. Так и росла она: ни в лесу ягода, ни на лугу цветок. А как стали ее сватать… Нет, не сватать. У них это просто: пришел к отцу какой-то, предложил за Раду сколько-то коней с полоняниками в придачу, они и сговорились. В ту же ночь Рада и простилась со Степью, взяв коня, оружие, драгоценностей немного, что отец из набегов в подарок привозил, припасы кое-какие. Гнались за ней, не догнали… Научилась кое-чему. И сама не чаяла, что пригодится.

— Оружие? Чудно как-то — девка, и оружие, — покачал головой Илья.