Дмитрий Тагунов - На пороге [Сборник]

Так в размышленьях прошёл весь день. Пока стая обгладывала добычу, их вожак бродил и постился, игнорируя призыв голода и утоляя жажду одним глотком. Вечером заморосил дождик, но одинокий хищник не спешил возвращаться к гнезду под навес надёжной скалы. Он и сам не понимал, что он ищет, но стремился найти это нечто, неведомое и важное. А ночью, когда в разрывах низких стремительных туч появились звёзды, он долго рассматривал небо, забывая об усталости и голоде, словно отделяясь от тела и погружаясь взглядом в бесконечную манящую вышину.

Он дышал, но не мог надышаться. Он смотрел, но не мог насмотреться. Он ждал, но не мог дождаться. Он верил…

Но…

Когда утром поднялось долгожданное солнце, растерянные и взволнованные охотники нашли мёртвое тело своего вожака.

Восхитительный, фантастический вид открылся с невысокого холмистого гребня. Залитое светом море, колышущееся вздохами волн, блестело и переливалось в обманчивом движении к берегу. А над морем раскрывалось небесное пространство, заполненное невообразимыми и грандиозными формами. Голубовато-сиреневая пелена закрывала полнеба, взвиваясь у края подобно огромной волне. Над гребнем облачная дымка белела, и в ней становились различимы разрывы, в окнах которых заглядывала незамутнённая голубизна. Пятнистыми белыми стрелками протянулись перистые облака. Ярусом ниже летели, надувшись, тёмно-серые ватные дирижаблики туч. Ветер причудливо поднимал небесные валы, а вся дальняя часть небосвода казалась расчерченной кисточкой, смазанной разбавленной акварелью.

Космическое небо.

Вдалеке возникали и вовсе удивительные структуры с бледно-молочными спинами и тёмными животами. И только у самой линии горизонта сиреневая дымка обрывалась, открывая нежно-оранжевую узкую полосу заката. Вечернее солнце ещё не опустилось достаточно низко, и висело едва различимым пятном.

Человек, поглощённый творением затейника ветра, медленно спустился с холма, осторожно переступая через корни деревьев, прожилками покрывших узкую тропу. Он был стар и слаб и немного прихрамывал на правую ногу. Но вот под сандалиями тихо зашелестел песок, и человек уселся на неведомо кем и когда притащенное на берег бревно, продолжая любоваться пейзажем.

Прекрасное, прекрасное небо. Но здесь, на земле, слабость и боль напоминали о тленности жизни. Вся жизнь прошла в борьбе. С недугами, с непониманием, с презрением, с невежеством. Много было препон на пути…

На пути к чему?..

Человек опустил взгляд и прикрыл глаза.

Нет, этого он понять не в силах. Такие разные и такие одинаковые жизни. Тот же путь для всех. Школа. Одни и те же книги. Те же знания. Привитые с детства идеалы. Как постулаты — работа, семья, деньги, квартира. Живи, иди дорогой тех, кто прошёл здесь до тебя. Но нет, все тропинки похожи и все ведут к одному концу. Но всё-таки… было же что-то своё.

Мать пропадала на работе. Отец напивался с друзьями на кухне. Девятилетний сын быстро делал уроки и стремился на улицу, подальше от алкогольного смрада.

— Вова! Подойди! — велел невнятным голосом отец, заметив возню сына в коридоре. Мальчик приблизился, стараясь не смотреть на папиного собутыльника. А тот глядел маслянистыми глазами на паренька, выжидательно так глядел, оценивающе. Отец произнёс: — Что там в школе у тебя? Учишься хорошо?

— Хорошо, — тихо, но твёрдо ответил мальчик.

— Собрание там когда?

— Мама сходит, — последовал продуманный ответ.

— Мамка у тебя хорошая, ты её слушайся, — поучительно сказал отец и принялся вспоминать и тут же рассуждать о жизни и поведении, об уважении к родителям. «Я в твоём возрасте…» И так слово за словом, минута за минутой. Под пристальным взглядом понимающе кивающего собутыльника.

Мальчик стоял, терпеливо и отрешённо, почти не слушая, что ему говорят. Об одном лишь думал: поскорей бы уже кончилась унизительная пытка.

Никогда не буду пить! — дал он сам себе зарок. Клятва, хранимая всю долгую жизнь. Не хочу быть таким, как он!

А потом дни, годы. Родители развелись, разъехались, мальчик остался с отцом. После школы пошёл в армию. В первый же день подрался с каким-то наглым хамом, отбиравшим еду у ребят послабее. Через недельку Владимиру преградили дорогу два мускулистых бугая, служившие уже второй год. Парень спокойно выслушал их претензии и угрозы, а затем просто сказал: «Бейте». Но столь хладнокровно это было сказано, столь бесстрашным был взгляд, столь велика готовность вытерпеть всё, но не отступить, что громилы растерялись. И зауважали его.