Дмитрий Тагунов - На пороге [Сборник]

— Кто будет здесь? — не понял Фёдор. Руслан уже не смотрел на него, в ожидании уставившись на небо.

— Бессмертный.

Невидимый пульсирующий луч ударил в Руслана сверху, и фантом моментально разлетелся облачком тумана. Воздух дрогнул. Чёрные тени вокруг уже восстали в полный рост и преграждали путь к лесенке.

— Туда! — заорал Ложкин, легко швырнув Сергея на склон. Но в этот момент с неба на них упала тьма, и твердь под ногами перестала существовать.

Темнота утягивала Ложкина в неизвестность. Исчезали расстояния, разрывалось пространство, останавливалось время. Учёному казалось, что его тело растянулось на километры и что его сознание потеряло человеческие границы. Он чувствовал, что где-то рядом точно так же разрывается Мамонтов — неведомая сила издевалась над пространством, в которое попали два живых существа.

Ошпарил внезапной болью разрыв с Сетью. Только что весь мир был доступен электронному взору, и тут же всё исчезло, оборвалось, потерялось. Сеть — безмерное облако цифр — перестала существовать.

Каким-то неведомым образом Ложкин ощутил, как меняется пространство. Человек не приспособлен ощущать такие изменения, но учёный чувствовал, и от этого сходил с ума. Какая-то громадная, безумная, непостижимая сила уносила Фёдора за миллиарды километров от Земли. Тело человека стало медленно распадаться на атомы, и каждый раз, когда рвались электромагнитные связи, сопровождавшие распад, Ложкин чувствовал боль. Атом за атомом, молекула за молекулой. Здесь не было времени, и этот процесс длился тысячи лет и одновременно не длился нисколько.

Человек кричал, но не слышал своего голоса. Он вглядывался во тьму, но сознанием, потому что не было больше глаз. Вся его жизнь перетягивалась на другой конец вселенной, и он ничего не мог с этим сделать. Он чувствовал одиночество. До разрыва с Сетью учёный был частицей человечества. Но после обрыва…

Кто он теперь?

Воображение нарисовало картину: от бесконечно огромного ледяного щита откалывается айсберг и уносится сильным течением в неизвестность. Туда, где растает лёд. Туда, где настигнет смерть. Неведомая неизбежность.

И только отрешившись от всего человеческого, Ложкин начал что-то различать. Такие же тёмные, как и окружающая темнота, вокруг кружили какие-то твари. Одни, как осьминоги, извивались меняющими форму отростками. Другие вились, словно гигантские змеи. Третьи, колоссальных размеров насекомые, клацали и рокотали своими жвалами. Но были среди них и те, кто был похож на людей. Может даже они и были людьми. Не понять.

— Не бойся, — донёсся из тьмы смутно знакомый женский голос, но Ложкин не узнал его. Через тысячи лет — через одно мгновенье — его выбросило в привычное пространство, грубо, бесцеремонно, словно какую-то неживую вещь. Учёный упал на холодный пол и потерял сознание.

Открыв глаза и резко сев, Ложкин зажмурился от накатившей тошноты и боли. Он медленно осмотрелся, сощурившись и пытаясь вновь научиться видеть глазами. Его взору открылись переплетения жёлтых прутьев.

Клетка.

Большая квадратная клетка из жёлтого металла. В другом углу покачивался Сергей, опираясь одной рукой на прутья. Очевидно, он очнулся раньше Фёдора. Увидев, что учёный пришёл в себя, он медленно подошёл, осторожно делая каждый шаг.

— Что случилось? Где мы? — Вопросы Сергея развеселили Ложкина.

— Ты меня спрашиваешь?

Мамонтов вместо ответа обвёл взглядом стальную ловушку. Ложкин с кряхтением поднялся, чуть не упал и тоже посмотрел по сторонам.

— Золотая клетка, — усмехнулся он.

— Это не золото, — поправил его юноша.

— Я образно.

Ложкин прошёлся вдоль стен, ощупывая толстые прутья, и вернулся в свой угол. Итак, пятнадцать шагов в ширину, столько же в длину. Квадрат. От пола до верхней поверхности клетки примерно метра три. Сам пол, кстати, был каким-то странным, тёмным, упругим. Прохладным на ощупь. А за решёткой царила непроглядная тьма. Пространство было безжизненным, пустым и словно бы набитым тишиной.

— Странно, — нахмурился Сергей.

— Почему? — тут же обернулся к нему Ложкин. Юноша вдруг не нашёл, что ответить. Вместо этого он спросил:

— Что с нами будет?

Ложкин присел на пол, облокотившись на решётку.

— А ничего, — сказал он. — Жизнь наша заканчивается в этом месте. Ты, надеюсь, к этому готов? — Сергей снова не ответил, и Ложкин спросил прямо: — Ты боишься смерти?

— Не знаю, — буркнул юноша. — Раньше умирать не приходилось.