— Дружка ищешь? Разминулась, красотуля.
Обри только моргнула. Потом все же переступила порог, отмечая взглядом, что сегодня здесь слишком пусто.
— Он только что ушел. У тебя все ок? — Парень скривил тонкие губы, вглядываясь в лицо Обри. Глаза то и дело поднимались к ее лысой макушке и тут же перемещались обратно. — Давно тебя не было.
— Да. Давно.
Давно? Когда Обри была еще не Обри, еще не Второй? А кем? Пустота там, где должно быть «я». Несуществование. Она продолжала оглядываться, выхватывая знакомые предметы, вспоминая прикосновения к ним, но не могла поймать когда-то звучавшие здесь разговоры. Лица. Шорох одежды. Узнавала лишь едва заметный запах крови поверх вони пластика и каменной пыли. Голос. Должен быть еще голос. Не этот, тонкий, чуть скрежещущий, а другой, теплее, ниже, словно…
— Что-то бледно выглядишь. А то, может, на хвосте кто?
Даже тень подозрения заставила собраться и мотнуть головой.
— Спать надо больше. Кофе тут все такой же паршивый?
Парень издевательски согнулся в поклоне, отвел руку, открывая полутемный коридор.
— Еще хуже. Самое то, чтоб гости не задерживались.
— Мерси.
Стаканчик мерзкой, отдающей силиконом жижи жег ладонь, но Обри не ставила его на гладкий металлический стол — боль помогала не слушать бормотание в голове. Почему этот дурак не может помолчать? Он разве не понимает, не чувствует, что ей не до того? Голос Куратора, тающий усмешкой, хотелось выгрызть, но…
«Нельзя».
Проще было жечь руки стаканчиком и разглядывать захламленную лабораторию и ее владельца. Жильца, если, конечно, задвинутый в угол спальник реально было расчистить от завалов плат и кусков механизмов. Даже так наверняка что-нибудь острое могло завалиться в складку, и…
— Слушай, я не пойму, ты кофе пить пришла? Люди, между прочим, работают.
Молодой лысый парень, сверкая серебром имплантов на щеке, щелкнул зажигалкой. Кончик папиросы затлел, и по комнате разлился сладковатый запах. Тут же надсадно загудела вытяжка, но это не слишком помогло. Дым резал ноздри, и Обри подавила кашель. Она старалась не смотреть на розовую кожу головы, но лысина раз за разом притягивала взгляд. Как кто-то может добровольно?.. Парень, затянувшись еще раз, продолжил:
— Или прибор не чпокает? Не верю. Только-только все на мази было. Почистил, смазал, как в лучших домах. Не хуже, чем в Компании — если б там такое клепали.
«Почему он об этом говорит мне? Мы вместе с кем-то… нам сделали прибор для… но я же шла по следу. Я шла по памяти. Нет, я…»
Вокруг стола в металлическом полу шла канавка — до стока в канализацию. У основания валялась промасленная тряпка в коричневых пятнах.
Лицо обволок очередной клуб дыма.
— Так что если претензии — это не сюда. Моя игрушка и вырывает, и вытягивает, и сохраняет, все проверено…
Вырывает. Зачем он рассказывает об этом той, кого?..
«Отлично! — Резкий голос Куратора заставил вскинуть голову, словно этот мужчина с насмешливым взглядом стоял рядом. — Жаль, эти идиоты мне не верили, и отряд не в готовности, но это вопрос получаса, и этого умника мы легко найдем. Молодец, Вторая! И я молодец тоже. Получилось почти все. Жаль, но…»
— Так что беги к папочке и скажи ему, чтобы отвел тебя к нормальному парикмахеру. Смотришься уродски. Если это все, то…
Огонек сжатой в пальцах папиросы метнулся к двери, и Обри машинально проводила его взглядом. Папочка. Тепло рук, уютные колени, ровный стук сердца под щекой. Отец. Нет, папочка. Смех. Пальцы в длинных, до талии, волосах. Он любил их мыть и расчесывать сам. Тогда, когда у нее было имя. Когда Обри была настоящей, а не куклой Компании.
«Вторая? Ты знаешь, у меня тут на консоли индикаторы, и они показывают кое-что странное. Ты там ничем интересным не?..»
В груди стало тесно-тесно, и она моргнула, чувствуя жжение в глазах. Значит, вот как. Кукла. Как они ее поймали? Вырастили заново. Заставили охотиться. Память пробивалась вспышками. Смех — ее? Кровь на руках с аккуратным маникюром. Это — ее жизнь? Это — она? Не веря, Обри шагнула дальше по лабиринту воспоминаний, наудачу толкая двери. Открывались не все, и она билась, лишь бы не думать о том, сможет ли стать… она попыталась рассмеяться так же, как в памяти, и парень раскашлялся, поперхнувшись куревом. Смеяться оказалось просто. Все остальное… ну, она же побила Соплю, так? Почти то же самое. Всего лишь еще один шаг. Разве не стоят того имя, тепло рук, стук сердца? Настоящесть? Жизнь. Жизнь, в которой не придется возвращаться, в которой не будет больше игл и ремней, не будет капсулы с гелем, в которой никак не получается захлебнуться.
Читать дальше