Евгения Белякова - Трава на бетоне

Пошли отсюда, хреновое местечко.

Арин медленно повернулся, и Скай понял, что осознавать его слова тот сейчас не в силах — осмысленность исчезла, расширились зрачки, а по коже поползли лихорадочные, красные пятна.

Ладно тебе, — сказал Скай, привлекая его к себе за плечи. — Ты так просто отключишься здесь и свалишься вниз. Самоубийца, Арин, это тот, кто надеется отомстить миру, и не понимает, что миру на него по хер. И это нормально, что миру на нас по хер. Он нам ничего не должен.

Скай почувствовал, как под его ладонями дрогнули округлые плечи и успел подхватить расслабившееся, ставшее безвольным, тело.

Я всегда говорил, что нервы у тебя ни к черту, — отметил Скай, приподнимая потерявшего сознание Арина.

В машине вновь пахло озоном и терпкой хвоей, этот запах привел Арина в себя.

Приоткрыв глаза, он увидел легкие лучи фар, летящие впереди, освещающие сплошное полотно укатанной дороги. В салоне тоже горел свет, карамельный, рассыпающийся, под пальцами ощущался приятный холодок пластиковых сидений.

Привычная обстановка, привычный гул мотора, что-то вязкое и отвратительное позади, равнодушная пустота внутри.

Скай искоса взглянул на него, снял ладонь с руля, подтолкнул ближе распечатанную пачку сигарет. Пачка скользнула по панели, и Арин рефлекторно протянул руку, но остановился, услышав голос Ская:

Левой, придурок.

Арин поморщился, послушался, зубами вытащил сигарету из открытой пачки, отложил в сторону, поискал глазами зажигалку, не нашел и просто прикусил зубами фильтр.

Приехали.

За окном виднелась знакомая стоянка, крытая грязноватым полупрозрачным пластиком, за ней возвышалась громада многоэтажного дома-улья.

Это же твой дом, — неуверенно сказал Арин, приподнимаясь, чтобы протиснуть руку в узкий карман джинсов. — Разве все кончилось?

Твоими стараниями — да. Выходи.

Под треснувшей рваниной купола на этот раз виднелись оранжево-дымные всплески, томящиеся над южной частью города. Откуда-то веяло горелым, дымным, горьким.

Что там? — тихо спросил Арин, найдя, наконец, зажигалку, закуривая на ходу. — Не молчи, я себя и так идиотом после всего этого чувствую.

Да так и есть, — откликнулся Скай, открывая тяжелую подъездную дверь. — Потом расскажу. Только без истерик. Будешь пытаться сброситься с балкона моей квартиры — сам выкину на хер и жалеть не буду.

Не буду я… — хмуро ответил Арин. — Обойдешься без такого удовольствия.

Скай ответил не сразу, только в лифте, скользнув взглядом по склоненной устало лохматой голове, подрагивающей руке, которой Арин уперся в стенку, проговорил:

Просто опять пошел наперекор?

Нет.

А сейчас?

Сейчас — да.

В огромной квартире все осталось по-прежнему, так же тускло, раздвигая пространство, светились ртутно-серебристые зеркала, те же прямые линии, неглубокие ниши с встроенными полками и одна, побольше, полукруглая. В ней стоял стол, на котором горел мягким синим светом работающий монитор.

Первым делом Скай снял с одной из полок аптечку, кинул на кровать упаковку бинтов и несколько инъекторов. Следом легли маленькие серые коробочки.

Иди сюда. Если ты еще не понял, в тебе наркоты сейчас больше, чем во всех твоих подружках вместе взятых. Отпустит — будешь выть от боли.

Арин приподнял руку, посмотрел на розовые бугристые шрамы, стянувшие обрубок запястья, подумал немного, но все же лег, повинуясь указующему кивку Ская.

Я так понял, ты его убил, — сказал Скай, закатывая рукав его водолазки выше.

Да, — помолчав, ответил Арин.

Первая твоя заслуга. Об остальном потом.

Арин почувствовал его пальцы на своем предплечье, и в глубине души шевельнулась тревога. Странное ощущение — страх, отвратительный, практически паника.

Тихо, — сказал Скай, проталкивая иглу инъектора под гладкую кожу. — Я тебе ничего не сделаю.

Вслед за короткой болью по руке разлился приятный холодок, и жгучие стальные веревки боли, опутавшие запястье, ослабли.

Скай провел рукой по его плечу:

Снимай.

Арин приподнял край водолазки, неловко потянул плотную ткань вверх, изогнувшись, пытаясь высвободиться из одежды. Удалось это не сразу, мешал высокий и узкий воротник, а левая рука слушалась плохо. Лишь через полторы минуты, разозлившись, Арин дернул сильнее и откинул водолазку в сторону. Под неярким светом вмонтированных в потолок и стены ламп легким серебристым светом засияла гладкая кожа, испещренная неровными, свежими шрамами.