Уильям Гибсон - Граф Ноль. Мона Лиза овердрайв (авторский сборник)

Ладно бы пушки, но когда они выбрались из ховера, на Фабрике оказалось чертовски холодно, а Мона была по-прежнему без чулок. Но — наконец-то! — завязался рассвет: серым на чёрном стали вырисовываться прямоугольники — скорее всего, окна. Девушка по имени Черри вела их, по её словам, куда-то «наверх», отыскивая себе дорогу краткими вспышками фонарика, сразу за ней шла Энджи, Мона же завершала процессию.

Тут она зацепилась за что-то каблуком. Шорох. Наклонившись, чтобы отцепить эту дрянь, Мона обнаружила, что на ощупь это напоминает пластиковый пакет. Липкий. Внутри мелкие твёрдые штучки. Она глубоко вдохнула и выпрямилась, засунув пакет в боковой карман куртки Майкла.

А потом они долго взбирались по узким лестницам, круто уходящим вверх. Мех Энджи обметал руку Моны на шершавых и холодных перилах. Площадка, поворот, ещё один пролёт лестницы, ещё площадка, снова лестница. Откуда-то потянуло холодом.

— Здесь что-то вроде моста, — сказала Черри. — Идти по нему нужно быстро, ладно? Потому что он вроде как… ну… уходит из-под ног…

А вот это было уже совсем неожиданно: и странная белая комната с высоким потолком, и провисающие полки, набитые растрёпанными выцветшими книгами (Мона сразу же вспомнила о старике), и нагромождение каких-то консолей с извивающимися повсюду кабелями, и этот худой человек в чёрном — глаза горят, а волосы сзади затянуты в хвост, который в Кливленде называют «бойцовая рыбка», — и этот безумный смех, когда он увидел их, и ещё этот мёртвый парень.

Мона и раньше видела мертвецов, видела достаточно часто, чтобы распознавать их с первого взгляда. У смерти есть свой цвет. Время от времени во Флориде кто-нибудь лежал на куске картона на боковой дорожке возле сквота. Просто лежал и не поднимался. Одежда и кожа приобретали оттенок пыльной дорожки, и всё же оттенок этот становился совсем другим, когда эти овощи наконец отдавали концы. Тогда приезжал белый фургон. Эдди говорил, что это потому, что, если их не забрать, их раздует. Как кошку, которую как-то видела Мона. Кошка вздулась, как баскетбольный мяч, лежала на спине, лапы и хвост торчали во все стороны, как твёрдые палки — Эдди это ещё насмешило.

А теперь смеялся этот вот парень, явно пребывавший под «магиком» — уж Мона-то знала, что означает подобный взгляд, — и Черри издала сдавленный звук, похожий на стон, а Энджи так просто застыла у двери.

— Тихо, все, — услышала Мона знакомый женский голос и обернулась.

В дверном проёме с небольшой пушкой в руке появилась Молли, а за плечом у неё образовался огромный парень с грязными волосами, выглядевший тупым, как пень.

— Постойте-ка смирно, пока я не разберусь, кто тут кто.

Худой в ответ только рассмеялся.

— Заткнись, — рассеянно бросила Молли, будто думала о чём-то другом.

Она выстрелила, даже не посмотрев на пушку. Синяя вспышка на стене прямо над головой у худого и звон у Моны в ушах.

Худой свернулся калачиком на полу, зажав голову между колен.

Энджи подходит к носилкам, где лежит мёртвый парень, глаза её закатились, так что видны одни лишь белки. Медленно-медленно. Будто движется под водой… И на лице такое странное выражение…

Рука Моны в кармане куртки что-то нащупывала сама по себе. Вертела, сжимала подобранный по дороге «зиплок», говорила ей, что в нём… «магик».

Она вытащила пакет — и вправду «магик». Сам пакет — липкий от подсыхающей крови. Три кристалла внутри и ещё какие-то дермы.

Мона сама не знала, почему она вытащила его именно в этот момент, разве что потому, что все замерли без движения.

Худой с «бойцовой рыбкой» уже сидел, но оставался на своём месте. Энджи склонилась над носилками, но, похоже, вообще не обратила внимания на мёртвого, а вперилась взглядом в серый ящик, присобаченный к подобию рамы в изголовье. Черри из Кливленда вжалась спиной в полки с книгами и пыталась затолкать себе в рот костяшки сжавшихся в кулак пальцев. Большой парень просто стоял рядом с Молли, которая, склонив голову набок, будто к чему-то прислушивалась.

Ну кто может такое выдержать!

Стол был накрыт каким-то стальным листом. На столе под тяжёлым бруском из металла — пыльная стопка распечаток. Мона рядком, как пуговицы, выдавила все три кристалла, подняла этот брусок и — раз, два, три — разбила их в пыль. Сработало: все уставились на неё. Все, кроме Энджи.

— Извините, — услышала Мона собственный голос, сметая жёлтую горку пыли на раскрытую в ожидании левую ладонь. — Вот как это… — Она зарылась носом в горку и вдохнула. — Иногда, — добавила она и вдохнула остатки.