Белайха смерил Хорсу взглядом. Охотник был крепок, и всё же заметно уступал ему и в росте, и в ширине плеч. Белайха был кожемякой, и, как все люди его профессии, обладал немалой силой. Во время праздников он выступал борцом от своей улицы и неизменно уносил с состязаний главные призы.
– Я готов, – сказал он.
– А ты, незнакомец? – спросил Эриной у Хорсы. – Готов прозакладывать жизнь за свои слова?
Хорса помедлил с ответом. Он тоже рассмотрел Белайху, а потом так же внимательно – копьеносца и его помощника. Усмехнулся.
– Вообще-то, я не говорил о том, виновна она или нет – только о том, что её пытаются убить без суда. Но пусть будет так – я от своих слов не отступаюсь. Да, готов. Я, Хорса, сын Рекши, заявляю, что эта женщина – Алайей ты назвал её, верно? – заявляю, что Алайя невиновна. И готов отстаивать её невиновность ценой жизни в священном кругу.
Эриной не подал виду, но согласие охотника удивило его. Он был уверен, что мимохожий человек испугается, и тогда можно было бы спокойно объявить, что обвинение справедливо.
Что ж, бой так бой. Навряд ли пришельцу удастся сладить с этаким быком. Копьеносец выжидающе посмотрел на Белайху. Тот молчал, и стражник поторопил его:
– Ну, давай же.
– Чего?
– Ты должен произнести формулу.
– Чего?
Эриной сдержал вздох.
– Повторяй: «Я, Белайха, сын – назови имя отца – заявляю, что Алайя виновна в злокозненном чародействе и смерти моего друга Клита, сына Энкилона, и готов отстаивать своё обвинение ценой жизни в священном кругу, да сбудется воля Солнца Благословенного».
Кожемяка послушно повторил за стражником и спросил:
– Как драться? Кулаками, или чем?
Святая простота!
– Кулаками, – терпеливо пояснил Эриной. – Горожанам запрещено применять оружие.
– Драться, значит. По правилам, или по-всякому?
– По-всякому, – ответил Эриной и поудобнее перехватил копьё. – Сейчас вам обоим надлежит вознести молитвы своим богам. Потом я укажу, где встать, и заключу вас в круг. Как только закончу чертить – бой начинается, и никто не смеет вмешаться в него. Проиграет тот, кто погибнет или заступит за черту, по своей воле или принуждаемый силой противника. Как только я объявлю, что бой окончен, нужно остановиться. Всё ясно? – спросил он, глядя на Хорсу, хотя вопрос адресовался в первую очередь Белайхе.
Охотник только кивнул и отошёл на несколько шагов в сторону. Там он бросил на землю заплечный мешок, на него положил безрукавку, а сверху – нож. На груди у него висел на шнуре кожаный мешочек – амулет, или букилла, как он называется у ардов. Зажав его в руке, Хорса стал молиться, чуть шевеля губами.
Молитва его была проста: «Великие предки, Хранители, и вы, души праотцев, блаженные в царстве теней, не дайте совершиться несправедливости».
Эриной между тем кивнул Карису:
– Идём. Встань здесь, – велел он, наметив ровную площадку и откинув ногой крупный камень, так и не дождавшийся, чтобы полететь в голову ведьме.
Отсчитав от помощника двенадцать шагов, он опустил копьё наконечником к земле и оглянулся на Белайху. Тот, понукаемый согражданами, взялся-таки молиться – правда, рук он к небу не поднял, как положено, а сложил на груди, как делали солнцепоклонники из коренных ликеян. Эриной решил не обращать внимания на ошибку. Жрецы тоже прощают мелкие оплошности, с чего же он-то будет горло драть за чистоту обряда?
Однако среди собравшихся нашёлся ревнитель – Ксенобий, худой юноша в тунике из дорогой ткани, с красивым шитьём. Эриной знал его – это был сын видного статифора [1] Статифор – в странах Колхидора: чиновник, назначаемый царём (в отличие от выборных должностных лиц в структурах самоуправления).
. Ради чего он участвовал в казни, копьеносец так и не разобрался, но прогнать юнца всё равно не было возможности.
Ксенобий, чистокровный и родовитый гипарей, конечно, не стал обращаться к кожемяке. Он только бросил несколько слов своему слуге, а уже тот крикнул Белайхе:
– Как ты молишься, бестолочь? Руки нужно поднимать к небу!
Подойдя чуть ближе, Эриной расслышал, как Ксенобий делится со слугой своими соображениями:
– Одно суеверие пытается защитить другое!
– Это просто смешно, господин, – кивнул слуга.
Копьеносец посмотрел на ведьму. Проклятая девка была вся в крови, глаза безумные, и видно, что дышится ей с трудом.
«Стерва, почему ты не успела подохнуть?» – подумал он.
Всадник Гифрат, предводитель городской стражи, когда Эриной заговорил с ним о ведьме, только рукой махнул: «Мне не нужны лишние проблемы с местными, а об их колдовстве я и слышать не желаю. Пускай жрецы Солнца Благословенного разбираются, если захотят».
Читать дальше