Ирина Михина - Северная пустынь

– Сбежала, князь, – продолжал бить челом генерал стражи.

– Как это произошло? – продолжал Овчина, пристально и с недоверием смотря на генерала, а затем украдкой на царя.

В те далекие времена в Светлом царстве государствовал Василий Златодан – правитель строго соблюдавший традиции своих предков. Он был жесток и даже кровожаден к неверным и отступникам. Овчина при Златодане был наделен властью, позволявшей главе тюремных камер вершить закон и тщательно, неустанно исполнял свои обязанности, помня, что удостоен такой чести за чуткое понимание воли и интересов своего государя. Он прикладывал все усилия, все свои таланты и знания для того, чтобы закон стремился блюсти царскую волю. «Святая Ольга просила богов о рождении нашего народа» – говорил Овчина. – «А значит сыны ее – цари наши – и есть начало наше, и кровь их, имена их святы, а значит они – есть высший закон».

– После нападения царевна была без сознания, и двое наших людей поспешили доставить ее ко дворцовому лекарю, сопровождавшему прогулку в соседнем экипаже, – тараторил генерал слова, доложенные ему двумя стражниками, выпоротыми два часа назад по его приказу. – Лекарь, на славу бога Рода, привел ее царское высочество в чувство. Царевна наотрез отказалась ехать во дворец. Сказав, что должна отправиться в Каменную аллею для восстановления своих душевных сил. Не смея настаивать на обратном, отправив во дворец известия, стража направилась вслед за царевной до Каменной аллеи. Ее высочество имели желание пройтись меж деревьев и выйти к Восточному полю. Там ее поджидал на коне Грим, Ваше величество – придворный фокусник. Они вдвоем направились к Восточному рву, на границу с градом Булгаром. Продолжаем преследование. Уверены, что они решили сбежать. Булгар стоит на реке Ера, по течению она приведет их к морской границе.

Царь мрачно молчал, подперев кулаком бороду, пристально смотреть на генерала. Взгляд этот не был разгневанным или угрожающим, но генерал ощущал холодную, смертельную злость царящую во всем зале, расползающуюся по стенам, под его собственными дрожащими коленями. Глава внутренней стражи уже ощущал подобную злость в этой зале, но тогда он стоял рядом с Овчиной, властно подняв голову, а сейчас был жертвой. Ему казалось, что Златодан слушал его слова, как исповедь перед грядущей казнью, но надежда, неистовая, неугомонная, терзала душу, заставляя продолжать биться в капкане из последних сил.

– Что ты хочешь сказать? – говорил Овчина. – Что царевна, носящая священное имя царской династии, отказалась от брака с мужчиной, в котором течет кровь богов, и сбежала с фокусником?

– Клянусь, князь.

– Вы позволили ее высочеству выйти один на один со свирепым зверем, позволили ему напасть на нее, а теперь утверждаете, что она сбежала с безродным отребьем в день своей долгожданной свадьбы?

Генерал молчал, не понимая, к чему князь задает эти вопросы. Он поднял голову и с непониманием посмотрел на Овчину.

– Ты все еще утверждаешь, что царевна в бегах? – от гнева лицо Овчины дернулось в судороге.

– Клянусь богом Родом перед святым престолом своего государя.

– Что же, – Овчина тяжело вздохнул. – Позовите сюда шута.

В зал вошел человек, которого в последний раз упоминали мы перед мертвым телом шамана. Он был цирковым шутом. Невысокий, все еще одетый в полосатый черно-белый комбинезон, он неуверенно появился в больших дверях входа в царский зал, медленно снял свою круглую черную шляпу и, причесав ладонью разлохмаченные кучерявые волосы, шагнул вперед. Выражение его бледного лица с нарисованными чернилами слезинками было грустным и выражало тревогу, но черные большие глаза смотрели смело, прямо на присутствующих. В начале этот человек обвел взглядом всю залу, затем посмотрел на стоявшего на коленях генерала, который, остановившись в полуразвороте корпуса, смотрел на него в ответ. Их взгляды встретились и, будто осознав, что шут принес улику для казни, генерал резким движением отвернулся. Крепче сжав шляпу в руке, шут пристально посмотрел на Овчину: «По воле святейшего царского величества. Циркач Лен».

– Подойди, – приказал князь. – Ты шут?

– Я шут, – отвечал Лен.

– Отчего ты так выглядишь?

– Как? – Лен с искреннем удивлением осмотрел свой костюм, и Овчине показалось, что царь слегка улыбнулся.

– Шут должен развлекать и смешить, – грозно продолжал князь. – Что ты умеешь? Чем забавляешь народ, раз не носишь колпака? Или, быть может, ты никакой не шут?