Ирина Михина - Северная пустынь

Шаманы наделены богами силой, позволяющей видеть будущее, останавливать смерть и изменять грядущие события жизни. Этот народ живет в Подгорном лесу больше трех тысяч лет и свято оберегает тайну врат Веды. Вот, что знала Лизавета из сказок о вышедшем на арену человеке.

Шаман оказался в центре и обратился к толпе. Из-за маски нельзя было определить, куда направлен его взгляда, каково выражение его лица, но голос его, низкий и громкий, заставил зрителей замолчать в напряженном ожидании. Он сказал: «Кто желает знать свое будущее?». Местные любили подобные шутки: гадалки, ведуны – все это всегда вызывало у жителей Светлого царства бурный интерес, но голос этого человека или человекоподобного зверя отзывался эхом в их душах. Каждых здесь решил, что шаман обратился к кому-то конкретному и этот кто-то молчит. Все ждали ответа. Базарная площадь шумела, но перед цирковым шатром стояла тишина такой силы, что в ней отчетливо был слышен неуверенный женский шепот: «Я. Я хочу знать». Это отвечала Лизавета. Она в сопровождении двух стражников вошла внутрь арены. Толпа в предвкушении замерла. Предсказывать будущее царевны никто из них не осмелился бы.

Шаман снял маску: все это время за ней пряталось красивое, тонкое лицо юноши. Бледность его украшало выражение внимательного спокойствия. Взгляд больших, окаймленных густыми темными ресницами, глаз безучастно и неподвижно направлялся в небо. Лизавета подумала, что в эти глаза будто проникло и застыло облако, и ей вдруг стало жаль, что это могучее, необычайное, вобравшее в себя прекрасное от человека и зверя существо было лишено возможности увидеть принадлежавшую ему красоту – шаман был слеп.

– Подойди – сказал он, и девушка, очарованная, послушно выполнила просьбу. – Как твое имя?

– Лизавета.

Его лицо и взгляд оставались неподвижны. В его руках, так незаметно, что словно сам собой, появился варган. Шаман поднес инструмент к губам. С появлением первых звуков слепые глаза будто начали видеть. Мутные, еле видимые зрачки стали подвижны, меняя свою направленность. Тело шамана двигалось странно: встав на носки, мягко передвигаясь на согнутых ногах, вытягивая шею, размахивая руками, как крыльями, он стремился взлететь. Совершив несколько кругов вдоль арены, он остановился, оказавшись напротив Лизаветы так близко, что один из стражников одернул его за плечо и толкнул в сторону. Шаман попятился, немного пошатнулся, но не отрывал взгляда от Лизаветы. Она смотрела в ответ с предвкушением.

– Лизавета – это не твое имя.

– Мое. – Царевна рассмеялась, так неожиданно и глупо показалось ей то, что сказал шаман.

– Нет. – Настаивал он.

– Как мне убедить вас? Я говорю правду.

Зрители негодовали. «Это наша царевна Лизавета!» – кричали они. Здесь имя имело большое значение, а имя пусть и названной дочери царя было сакрально.

Звуки толпы, спорящие и упрекающие, заставили стражников попытаться угомонить упивающихся своим негодованием людей. Лизавета же неотрывно продолжала смотреть в мутные, туманные глаза – белый омут, поглощавших ее внимание с каждой минутой все более.

– Я клянусь тебе, что мое имя – Лизавета.

– Дай руку.

Она протянула ему свою руку. Маленькая, теплая ладонь Лизаветы коснулась ладони шамана – огромной и холодной. Он закрыл глаза и с каждой секундой все сильнее сжимал пальцы царевны, а затем, Лизавета не успела опомниться, как шаман схватил ее за горло. Если бы она успела осмыслить хотя бы секунду произошедшего, то наверняка бы решила, что на нее напал дикий зверь. Рев, схожий с медвежьим, вырывался из груди шамана. Стражники, циркачи, мужчины из числа зрителей оттаскивали сгорбившееся над телом Лизаветы существо. С трудом поваливши его, уже совсем не имевшего ничего человеческого в своем обличие, на землю, стражники перерезали шаману горло, но даже так он все еще судорожно пытался вырваться, будто ярость не впускала смерть, отпугивая ее громкими, хриплыми стонами: «Мара! Ее имя Мара. Убейте ее!».

Большая часть толпы принялась бежать. Те, кто не поддался панике, наблюдали, пока не были разогнаны стражей.

Испуганные циркачи выскочили из шатра, стражники производили обыски и аресты. Шаман был мертв. К его телу подошел невысокого роста худощавый юноша, в черно-белом комбинезоне, в маленькой круглой шляпе черного цвета и с бледными, нарисованными синими чернилами слезами на щеках – это был цирковой шут. Он склонился над телом убитого. Взгляд мутных глаз шамана вновь был неподвижен и направлен в небо. Шут тяжело вздохнул.