Кирилл Вер - Над вечным покоем

И наконец олень…

Марков открыл глаза. Перед ним раскинулся прежний Хмурый лес – тихий и угрюмый.

Что это было?

Вопрос всплыл в голове так же резко, как и воспоминания, больше походившие на видения полоумной матери Маркова. Картины проносилось слишком быстро – охотник будто смотрел черно-белый кинофильм с середины, не вникая, ибо начало пропущено, а финал уже неинтересен. Он подумал, что сходит с ума, потому что множество раз видел, как замерзающие люди начинали грезить о несусветных вещах, чуждых сему миру. Где-то в лесу залаяла собака, и Марков окончательно очнулся от помешательства.

Сколько я простоял?

Отринув наваждение, Марков устремился к одиноко стоящим саням. Дойдя до них, он запряг себя в вожжи и поплелся назад. Сани весили немало, а уж с тяжелым оленем транспорт окажется просто неподъемным. Марков не желал делить добычу с тунеядцами, что величали себя охотниками, поэтому пошел в лес один. Даже Митрича звать не желалось, хотя крепкие руки дровосека здорово бы помогли дотащить оленя до поселка. Дойдя до дичи, Марков остановился, утер пот со лба и принялся потрошить тушу. Грязное дело зверолов творил быстро, с равнодушным взглядом и без отвращения. Покончив с разделкой, Марков, едва не надорвав спину, погрузил добычу на сани. Средство передвижения, что помог соорудить безносый кузнец Пронько, было довольно длинным – в самый раз для оленя. А еще сани не вязли в снегу благодаря широким полозьям, поэтому на них можно перевозить тяжелые предметы при наименьшей затрате сил. Сани имели небольшие бортики и рукоятки, к которым Марков привязал оленя кожаными лентами, дабы он не свалился обратно в снег.

Обхватив вожжи, закрепившиеся у основания транспорта, Марков надавил своим телом, и сани нехотя последовали за охотником. Предстояла самая тяжелая часть пути. Ветер дул навстречу движению, но повязка, закрывающая лицо, немного спасала положение. Лес был не очень густым, поэтому ветер любил тут свирепствовать. Шел зверолов с трудом, но терпеливо. Чаща за три дня уже успела поднадоесть, поэтому Марков старался смотреть себе под ноги, чтобы меньше думать об опостылевших деревьях. Тяжкий путь то и дело прерывался – Марков часто падал ничком в непролазные снежные ловушки, но все равно хладнокровно поднимался вновь. Обида от упущенной выгоды немного остыла – теперь мысли устремились в иное русло. Обычно его голова всегда была занята всевозможными размышлениями, но сейчас, когда перед охотником зиял лишь монотонный туннель из древесных великанов, Марков думал о доме, воображал, как его одарят слабой улыбкой и вымученным поцелуем. На столе будет разогретый в печи ужин да вилка с ложкой. Охотник переоденется, подкинет в остывающую печь немного дров, умоется, усядется за стол, медленно прожует пресноватую пищу, глядя в тарелку, а Юлька будет тихо говорить о том, что сегодня кто-то отморозил палец, а Пыра с Сифой опять подрались в столовке Бобрихи. Охотник будет долго есть, а Юльке вновь покажется, что уставший муж уснул (или, боже упаси, умер). Она робким голосом уточнит, в сознании ли супруг, а тот медленно кивнет в ответ. Жена с облегчением продолжит говорить, и Марков, может, позволит себе улыбнуться на нелепые новости в пересказе Юли, а та жадно вцепиться глазами в едва примечательные движения потрескавшихся губ и от радости начнет говорить еще больше. Внимание мужа будоражило ее сильней мыслей о ночных соитиях, коих не хватало обоим. Потом уставший скиталец пойдет спать, а наутро разберется с тушей.

Вспомнив про добычу, Марков остановился, обернулся и глянул на оленя. Глаз охотник не видел: голова зверя смотрела куда-то в сторону.

Наверное, мы с тобой одной крови.

Покойная тварь напоминала Маркова не мордой и копытами, а тем, что некогда скрывалось под толстой шкурой, но сейчас неумолимо упорхнуло в неведомые дали. Олени – гордые, упрямые, свободолюбивые животные. Видимо, своенравие и сгубило молодого, раз он остался в лесу, хотя его сородичи в поисках лучшей жизни умотали на юг. Марков сам когда-то был таким. Молодость бурлила в нем, а гордость шипела пеной у рта. Он бился не ради целей, что озвучивали хриплые глашатаи. Слова «свобода», «правда», «счастье» были ему чужды – юноша тогда даже не думал об их смысле, пока не лишился всего. В лучшие годы Марков шел наперекор судьбе, выбивал зубы любому, кто был против его мнения. Танец на костях, засыпанных метровым слоем ружейного пороха, – вот как можно описать игру, в которой Марков ставил на кон абсолютно все. Опасность быть убитым подстерегала на каждом углу, но Марков смеялся смерти в лицо, не боясь мести или лихой пули. Сколько раз он был на волоске от гибели, но в баталиях с гневливой старухой, вооруженной косой, охотник всегда выходил победителем. Марков не обременял себя мыслями, как и олень. Оба были рабами собственной безрассудности. В итоге бывший офицер допустил оплошность и оказался в Речном, а олень, поддавшись искушению, лежал выпотрошенный на санях. Осознавал ли олень свою смерть? Вряд ли. Да и Марков особо не думал о забвении в бесконечной реке времени. Он следовал за рогатым – тоже умирал, но несколько иначе. Преисполнившись холодного безразличия, охотник медленно растворялся в глуши северного леса.