Ричард Бэккер - Великая Ордалия [litres]

Она замирает, внезапно осознав, что Друз Ахкеймион никогда не понимал Око до конца. Да и как бы он мог, адепт Школы – хуже того, волшебник, – один из тех, кто творит разрушительные чудеса движениями своего разума и дыханием? Он всегда будет стремиться, всегда бороться, полагая, что все происходящее зависит от человеческой воли, является следствием чьих-то действий.

Она замечает, что мальчик внимательно наблюдает за ними.

– Я знаю, что делаю, – убеждает она волшебника, – а вот что собираешься делать ты?

Его лицо искажается:

– То, что Протат советует делать всем, попавшим на суд безумного короля, – лизать ему ноги.

Ахкеймион отстраняется от суетящейся Мимары, взгляд его уже устремлен на вещь, зовущуюся Серве. Беловолосая мерзость всматривается в них, оставаясь в паре шагов, ее утонченная красота в мерцании света и пляске теней кажется совершенно неотразимой.

– Итак, – обращается к твари старый волшебник, – ты его сторож?

Вещь-Серве скромно улыбается, словно девушка слишком застенчивая, чтобы признаться в собственной страсти.

– Разве я не его рабыня? – воркует оно. – Я могла бы любить и тебя, Чигра.

– И как же ты служишь ему, тварь?

Она поднимает свою белую руку, указывая сквозь сияние пламени на одинокий якш, поставленный на восточном краю плато.

– Так, как все женщины служат героям, – с улыбкой молвит оно.

– Непотребство! – плюется старый волшебник. – Безумие!

Оглянувшись на Мимару и мальчика, он ковыляет к белому якшу.

– Вот что они делают! Как ты не видишь этого? Каждым своим вздохом они сражаются с обстоятельствами, каждым вздохом превозмогают и подчиняют их. Они ходят среди нас, как мы ходим средь псов, и мы воем, когда они швыряют нам объедки, мы визжим и скулим, когда они поднимают на нас руку…

Они заставляют нас любить себя! Заставляют любить!

Она следует за ним, придерживая свой живот, прикрытый золотой чешуей доспеха. Вещь-Серве позволяет Ахкеймиону идти куда ему вздумается, но ступает рядом с Мимарой. Несмотря на то что они шагают во весь рост, шпион-оборотень бросает взгляд лишь на ее раздутый живот, в остальном не обращая на нее никакого внимания. Мимара же размышляет об извращенной мерзости, носящей, ухватив и сжав своими челюстями, лик той, что мертва уже двадцать лет.

Столько чудес, малыш…

Внутри шатра еще мрачнее, чем снаружи, – скорее из-за варварской обстановки, чем из-за недостатка света. Стелющееся по земле пламя костра, обложенного кругом почерневших камней, сияет по центру. В походных палатках королей Трех Морей всегда присутствовали роскошные вещи – наиважнейший признак положения и власти, но в якше Найюра, Укротителя Коней и Мужей, Мимара не видит ничего, что могло бы служить в этом качестве. Лишь подушки из сложенного и прошитого войлока, разбросанные на окружающих очаг кошмах, выдают хоть какую-то уступку хозяина якша собственному удобству. И нет никаких украшений, если, конечно, не считать таковым бунчук из лошадиных хвостов, поражающий Мимару своими космами. Пучки соломы аккуратно, подобно пирожкам, расставлены у южной стены. Дрова грудами свалены вдоль северной. Нимилевый хауберк, кианский шлем, круглый щит и колчан развешаны на конопляных веревках напротив входа. Седло с высокими луками лежит слева. Якш установлен на скошенном, покрытом рытвинами склоне, отчего кажется, будто они все стоят на борту перевернувшегося корабля.

Былая она – озлобленная на весь мир имперская принцесса – увидела бы тут лишь захламленное бандитское логово. Но та, былая она, и сама, скорее всего, благоухала бы амброй, а не смердела гнилыми мехами и вонью немытого женского тела. Варварство, размышляет она с нотками черного юмора, варварство давным-давно поглотило всю ее жизнь.

Король Племен – единственное подлинное украшение якша. Он сидит скрестив ноги напротив входа, с противоположной стороны очага. Раздетый до пояса, он видится ей одновременно и сухощавым, и громадным. Темная фигура кажется еще более зловещей из-за озаряющего ее снизу света пламени. Свазонды сплошь покрывают руки и тело Найюра пятнами зарубцевавшейся кожи, похожими на разлившийся по телу воск.

Мы сможем рассказывать тебе такие дивные сказки…

Найюр урс Скиоата ничем не показывает, что заметил их появление. Он созерцает струящийся дым, удерживая на нем неподвижный взгляд, подобный пальцу, погруженному в быстрый поток. Ахкеймион поражает ее тем, что, используя его отвлеченность, шагает прямо к костру и усаживается справа от Найюра, как мог бы сидеть рядом с ним двадцать лет назад, во время Первой Священной войны, когда они делили один очаг. Мимара колеблется, зная еще с тех лет, которые она провела на Андиаминских Высотах, что самонадеянность старого волшебника может быть воспринята как вызов и провокация. Лишь когда вещь-Серве садится слева от своего супруга, Мимара тоже опускается на колени рядом с Ахкеймионом. Мальчик следует их примеру, усевшись напротив нечестивой подделки.