Татьяна Коростышевская - Сыскарь чародейского приказа [litres]

– Войдите.

Зорин, появившийся в кабинете, диспозицию оценил, уж очень хитро блеснули его добродушные обычно глаза.

– Плохие новости, Семушка, – посерьезнев, сообщил он. – Ольги-то Петровны нашей нет.

– Она не вернулась домой?

– Нет. – Иван Иванович сел в кресло, вытер лоб рукавом. – Там интереснее все. Человечка, который секретом возле Петуховского дома руководил, сам его высокопревосходительство к себе вызвал, потребовал объяснений, что чардейские шпики около его резиденции забыли. Тот объяснил, как и договаривались, что племянницу ждут, Ольгу Петровну…

Зорин вскочил с места, схватил со стола графин с водой, отпил из горлышка.

– Не томи.

– Нет ее, то есть совсем и не было отродясь. Петухов говорит, что никакой племянницы с ним не проживает, да и брата Петра у него никогда не было.

С диванчика меня будто ветром сдуло. Еще минуту назад я собиралась здесь пожизненно оставаться. А чего? Перфектно! Лежишь себе, слабую барышню отыгрываешь при благодарной публике. Делать ничего не нужно, разве что стараться, чтоб шеф не заметил, с каким вожделением я на него смотрю, и дышать носом размеренно, чтоб не застонать. Я и болтала столько, чтоб только он чего не заподозрил. Потому что не может человек, который вываливает на собеседника постыдные тайны прошлого, этого самого собеседника вожделеть. Нет, я-то могла, но он… С каким отеческим участием его высокородие меня слушал, мне даже на мгновение показалось, что он хочет погладить меня по лицу. Вот таких отношений с начальством тебе и нужно придерживаться, Гелечка. Учитель и ученик, старший товарищ и младший. В таких предикатах страсти нет и не будет. У кого хочешь спроси, хоть у специалиста по страстям Марка Иреновича. Подобную историю он фильмографировать откажется.

Но слова Зорина заставили мой организм перещелкнуться на регламент сыскарский, быстрый и деловитый.

– Ты же сам мне говорил, что она петуховская приживалка! Откуда узнал? До дома провожал?

По уму, это шеф должен был сейчас сыпать вопросами, но я оказалась проворнее. Кто успел, тот и съел!

– Да не провожал я ее, – смутился Зорин. – Она сама как-то обмолвилась, к слову пришлось.

– А какие документы она вам предоставила, когда на службу оформлялась? Кстати, когда это было?

– Больше года назад, незадолго до истории с Дмитрием пришла, – ответил мне Крестовский. – А бумаги при ней были обыкновенные – метрика, рекомендация от обер-полицмейстера, дипломы об окончании скорописных и самопечатных курсов. Хотя, судя по тому, как она ловко от имени Мамаева переписку с его бывшими подругами вела, все эти документы ей подделать было несложно. Кстати, куда подевался Эльдар? Попович, он точно вам об этом не поведал?

Я похолодела и села прямо на столешницу шефова стола, презрев как служебную субординацию, так и правила поведения в обществе.

– Что? – воскликнул его высокородие, а Ванечка привстал, чтоб подхватить меня, если в обморок брякнусь.

– А ведь я не с Мамаевым разговаривала. – У меня даже волосы на голове зашевелились от подкатившего ужаса. – Это Ляля со мной играла в обличье Эльдара! Он же меня «букашечка» называл в том разговоре, мне надо было раньше вспомнить.

– А букашечки при чем? – спросил Зорин, садясь на место.

– При том, что я ему велела так меня не называть. Ляля вышла из моей комнаты в «Гортензии», потом меня со двора позвал Эльдар, я передала ему записку… Там же про шпиков написано было! Это же, получается, я их рассекретила!

– Не отвлекайтесь, Попович. – Шеф мою истерику подбил на взлете. – Эдак вы во всех бедах мира винить себя приметесь. Продолжайте. По вашему мнению, наша Ольга Петровна набросила на себя морок и пошла к вам под окно?

– Это был не морок, – замахала я руками. – Что ж я, морок не отличу? Он же пузырчатый обыкновенно, сквозь него вечно что-то просвечивает. Или у великих чардеев по-иному?

– Ни у кого ничего не просвечивает, – скептично сказал Крестовский. – Вы у нас еще и магию видите, ко всем вашим талантам?

– Не всегда, иногда нюхаю… – Я была сосредоточена на других мыслях и удивление шефа полностью проигнорировала. – Ляля умела тело свое трансформировать, что-то с лицом делать, прихорошиться.

– Цвет глаз у нее при этом менялся?

– Да, причем у каждого глаза по-разному, и зрачок длинный становился, навроде кошачьего.

Чардеи переглянулись со значением, я и это оставила в стороне.

– Значит, она вернулась, попрощалась, уехала… Зачем? Зачем она вернулась потом, если могла сразу на месте меня порешить?