Елена Кисель - Аид, любимец Судьбы. Судьба на плечах [СИ]

Стикс – великий притворщик в противоположность своей титаниде. Вечно-то эта речка напускает на себя таинственность и делает вид, что не при делах…

Я подобрал меч, который столетиями ковался из остатков ядовитой гадины – Серпа Времени. Махайра поблескивала жалобно, тускло, мелкой россыпью брызг на лезвии. Нет, ошибся, не адамантий. Черная бронза, а в ней – вкрапления того металла, того времени. Наследник того серпа – не он сам.

Поборол желание зашвырнуть клинок в Стикс вслед за незадачливым предателем. Вместо этого пошел подбирать хтоний – стряхивать с родимого пыль.

Теней в округе уже не было. Ни единой – рванули пить водичку из Леты. Интересно, молятся ли они в пути, чтобы я не запомнил их лиц…

Великаны тоже куда-то подевались – небось, сочли за лучшее вернуться в копи. Донести между делом до собратьев – у этого мира только один Владыка.

Владыка Аид.

Надо будет наведаться – вбить им это в головы покрепче.

« Наверное, не надо, Непреклонный , – Ананка горда. – Они хорошо это запомнили. Только Владыка Аид. Навсегда ».

Я хороший ученик все-таки. Усваиваю не с одного раза, а так вполне…

Ата-обман могла бы мной гордиться.

«Я сделаю так, чтобы это запомнили все. Только Владыка Аид. Вечность».

Слышите, вы? Вы, в Великой Бездне?! Мы еще воюем.

Пощады не будет вечность.

Я удержу.

Тартар со своими узниками мстительно подпрыгнул на привычных к нему плечах. Затих в безразмерной утробе разочарованный стон.

«Рано или поздно…»

Вам бы уверенности в голос, узники.

Цепь на Цербере я разрубил, походя, заодно опробовал махайру. Хороша: прошла сквозь закаленный металл как сквозь воду. Пес встряхнулся и угрюмо потопал доедать медовые лепешки – подношения теней. Дракон, вырастающий из задницы стража, пыхнул огнем – слабый знак признательности.

Я не останавливался до самого дворца. Только когда черная громада, дыша величием, воздвиглась впереди – тогда остановился на берегу Флегетона. Вспомнил. Разжал левую, обожженную ладонь, на которой лежали и тлели оранжевым теплом угольки от костра Гестии.

Тепла оставалось немного: сжимая кулак во время истории с Оркусом, я задушил почти все. Угольки подернулись сединой пепла, и только изредка в разломах вспыхивали горячие точки – умоляющие глазки.

Или, может, веснушки на чьем-то вздернутом носу.

Точки огня просились в дом, в очаг. Чтобы вечно согревать и гореть надеждой.

Я повернул ладонь. Высыпал пригоршню в недоуменно пыхнувший Флегетон. Не зная, что хочу сказать этим, бездумно, как когда-то выбрасывал в пропасть черный осколок лавы – взятый жребий.

Постоял, посмотрел на огненные воды перед тем, как продолжить путь.

Хтоний мирно висел в опущенной руке – Владыке незачем становиться невидимкой в своем мире. Даже если этот Владыка – Аид.

Танат встретился в коридоре дворца – понимающе кивнул перед тем, как отправиться на новую жатву. Склонялись почтительно тени.

В общей спальне, куда я заглянул, повинуясь непонятному чувству, сидела на ложе Персефона. Сидела, поджав босые ноги, склонив набок голову, вокруг которой полыхал ареол медных волос.

Задумчиво перебирала жемчужную нить: восемь-четыре-восемь…

– Ко мне кто-то взывал, царь мой. Кажется, какой-то герой. Но его что-то все нет и нет.

Бережно отложила ожерелье, напоследок задержавшись пальцами на четырех черных жемчужинах. Усмешку ее нельзя было прочесть – да я и не старался.

– И я решила не ждать во дворце судейств, тем более что тебя там тоже нет.

Я не ответил на скрытый вопрос. Молча отложил меч и хтоний, отстегнул фибулу и снял фарос. Двузубец оставил еще раньше.

Она подождала, пока я сяду.

– У тебя что-то со щекой, – тронула подбородок, по которому так и стекал тонкой струйкой ихор – нарушенная клятва Оркуса. Совсем забыл об этой царапине.

– Зацепила какая-то мелочь.

Персефона со вздохом спустила ноги на холодный пол, отошла в угол, к столику, на котором хранилось все, что может понадобиться в опочивальне: свечи, благовонные масла, здесь же стоял сосуд с нектаром…

– Ложись, царь мой. Геката как раз прислала мне отвар, клянется, что совершенно чудодейственный. Говорит, рецепт узнавала у самого Пэона, олимпийского лекаря. Ну-ка…

Вылитый в золотую чашу отвар тут же наполнил комнату горьковатым, терпким запахом. Обмакнув в жидкость кусок мягкой ткани, жена опустилась на ложе рядом и провела по щеке – будто водами Стикса мазнула.