Томи Адейеми - Дети крови и костей [litres]

Вынимаю костяной кинжал из-за пояса шаровар и разрезаю обе ладони. Прижимаю руки к солнечному камню. Кровь капает на пол, но ради великого жертвоприношения можно вытерпеть все.

– Помогите мне ! – кричу я, взывая к силе предков. – Прошу, протяните руку!

Чувствую: сила магов и косидан течет во мне, словно лава. Кровь предков соединяется с моей, их духи сплетаются с моей душой, а наша энергия сливается с энергией камня.

– Этого мало!

Хочу призвать все души, связанные со мной кровью. Нить родословной разматывается, пока не останавливается на тех, кто получил дары Небесной Матери. Все эти души сливаются с моей, заставляя меня плакать и кричать от боли. Меня будто разрывают заживо, но так надо.

Голоса мертвых раздаются в воздухе. Надеюсь услышать слова, написанные на уничтоженном свитке, но они произносят заклинание, которого я не знаю. Странные слова отдаются в моей голове, в сердце, в душе. Вырываются изо рта, хотя я даже не знаю, что они значат.

– Ама ни омо рэ нину эйе ати эгунгун!

Я становлюсь проводником богов. Проговариваю слова сквозь крики и боль, пока солнечный камень еще дрожит от наполняющей его энергии. Свет поднимается к груди Небесной Матери, бежит по ее руке. Солнце почти село, еще немного, и все закончится.

– А ти дэ! Икан ни ва! Да ва по Мама! Ки итанна ва тан пелу эбун айнийерэ леекан сии!

Мне трудно даже дышать, но, собрав оставшиеся силы, я продолжаю.

– Йе ки агбара идан ва тан кари , – читаю я, когда свет взбегает по ключице Небесной Матери.

Голоса в голове звучат так громко, что, кажется, их должен слышать весь мир. Исступленные, они начинают последнее заклинание, когда сияние касается переносицы богини. Они помогут мне завершить ритуал.

С их кровью, бегущей по моим венам, никто меня не остановит.

– Тан имоле айе леекан сии!

Свет достигает глаз Небесной Матери, и с последними словами заклинания они загораются белым светом. Солнечный камень тут же рассыпается у меня в руках на тысячи золотых частиц.

Не понимаю, что происходит. Не знаю, что сделала. Но свет наполняет все мое существо, и все вокруг наполнено ослепительным сиянием.

Я вижу, как сотворили этот мир. Вижу рождение людей и происхождение богов. Их магия в виде сотни сверкающих радужных лучей наполняет храм. Она исходит от каждого изображенного в храме существа, от каждого сердца и каждой души, соединяя всех воедино.

Энергия обжигает мне кожу. Это одновременно экстаз и агония, восторг и боль.

Когда все исчезает, я осознаю простую истину, которая была скрыта от меня все это время.

Мы все – дети крови и костей. Орудия зла и добродетели.

Это знание успокаивает меня, словно материнские руки – ребенка. Окутывает любовью, когда смерть открывает свои объятия.

Я всегда представляла, что смерть – это морозный ветер, но сейчас меня окружает тепло, подобное волнам Илорин.

Это тьма мирной алафии, дар, награда за мое жертвоприношение.

Разве мне нужно что-то еще, кроме прекращения вечной битвы?

– Мама, Ориша Мама, Ориша Мама, ава ун дупе пе эгбо игбе ва…

Кожа вибрирует от голосов. Звучный хор доносится из тьмы, наполненной легким серебряным мерцанием. Я слышу дивное пение, наслаждаюсь им, особенно выделяя один голос. Он принадлежит серебристой снежинке, которая поет громче, чем остальные.

– Мама, Мама, Мама…

Легкий голос нежен как шелк, мягок, словно бархат. Он окутывает и согревает меня. Я не чувствую своего тела, но плыву навстречу ему сквозь тьму.

Этот голос кажется мне знакомым. Я узнаю его, узнаю звучащую в нем любовь.

Песня становится громче, свет – ярче. Снежинка вдруг меняется на моих глазах.

Сначала я вижу ее ступни, кожу, темную, как ночное небо. Затем вижу платье из алого шелка, облегающее стан богини. Золотые цепочки звенят на ее лодыжках, запястьях, шее, украшают роскошный венец на челе.

Под звуки хора я кланяюсь ей, не в силах поверить, что воочию вижу Ойю. Но когда богиня поднимает голову с короной, сияющей в белой гриве, смотрю в ее глаза, и сердце замирает.

Последний раз, когда я их видела, они были пусты, как у сломанной куклы. Теперь искрятся, и слезы радости капают с ресниц.

– Мама?

Не может быть. Моя мать, прекрасная, как солнце, теперь человек. Часть меня.

Едва она касается моего лица, знакомая любовь наполняет меня. Мама шепчет:

– Здравствуй, крошка Зел.

Слезы обжигают мне щеки, и я падаю в ее объятия. Ощущаю, как ее тепло исцеляет мои раны. Вспоминаю все пролитые слезы, все молитвы, часы, когда смотрела в небо над нашей ахэре и надеялась, что она меня видит.